– Не забудьте, что ему угрожают не обычные преступники или какая-нибудь «Черная рука»
[34]
. Этот Судия Даниил – сущий дьявол. Вспомните, как он расправился с Трэнтом в его собственном саду и Хордером у его дома, и его ведь так и не нашли.
На верхнем этаже здания, за необычайно толстыми стенами, разместились две комнаты: внешняя, в которую они вошли, и внутренняя – рабочий кабинет великого миллионера. Они как раз входили во внешнюю комнату, когда двое других посетителей выходили из внутренней. Одного из них Питер Уэйн приветствовал, назвав дядей. Невысокий, но явно очень крепкий и деятельный мужчина с головой, выбритой так тщательно, что казалось, будто волосы его выпали, и кожей до того загорелой, что возникало сомнение, была ли она вообще когда-то светлой, – это и был старик Крейк, которого, поминая его боевые успехи в последней войне с краснокожими, часто называли Гикори Крейком в память о еще более прославленном Старом Гикори
[35]
. Его спутник являл собой вид разительно противоположный: аккуратный до щеголеватости костюм, очень темные и гладкие, точно лощеные волосы, монокль на широкой черной ленте – это был Барнард Блейк, адвокат старого Мертона, он обсуждал с партнерами дела фирмы. Четверо мужчин встретились посреди внешней комнаты и остановились, чтобы обменяться любезностями. В глубине комнаты, рядом с дверью в кабинет неподвижно восседала еще одна фигура. Приглушенный свет из окна озарял лицо негра с гигантскими плечами. Это был один из тех, кого американцы с присущим им чувством юмора называют головорезами, тот, кого друзья назовут телохранителем, а враги – преступником и убийцей.
Этот человек не пошевелился и даже не сдвинулся с места, чтобы приветствовать кого-либо, но, взглянув на него, Питер Уэйн нервно передернул плечами и спросил:
– Рядом с шефом есть кто-нибудь?
– Успокойся, Питер, – усмехнулся его дядя. – С ним Уилтон, секретарь. Этого более чем достаточно. Уилтон в последнее время, по-моему, даже не спит, так его заботит судьба Мертона. Он лучше двадцати телохранителей, к тому же ловок и передвигается бесшумно, как настоящий индеец.
– О, про индейцев вы уж все доподлинно знаете, – рассмеялся племянник. – Помню, как вы учили меня всяким индейским хитростям, когда я был мальчишкой и зачитывался рассказами про краснокожих. Только в рассказах тех индейцы всегда в проигрыше оказывались.
– В настоящей жизни все было не так, – строго произнес ветеран Фронтира.
– В самом деле? – вежливо поинтересовался мистер Блейк. – А я полагал, им нечего было противопоставить нашему огнестрельному оружию.
– Однажды я своими глазами видел, как индеец перед сотней стволов простым ножом для скальпирования убил белого, стоявшего на стене форта, – сказал Крейк.
– Как же ему это удалось? – изумился Блейк.
– Он метнул нож, – пояснил Крейк. – Метнул его так быстро, что никто не успел выстрелить. Не знаю, где он этому научился.
– Надеюсь, вы так не умеете? – рассмеялся его племянник.
– Мне кажется, – задумчиво вставил отец Браун, – эта история может быть не лишена морали.
Пока продолжался этот разговор, из внутренней комнаты вышел мистер Уилтон, секретарь. Он остановился у двери и замер, ожидая, пока остальные договорят. Бледный, светловолосый, с квадратным подбородком и по-собачьи настороженными глазами, – в нем действительно можно было увидеть что-то от сторожевого пса.
Он сказал лишь: «Мистер Мертон примет вас через десять минут». Но этого оказалось достаточно, чтобы рассеять заговорившуюся группу. Старик Крейк заявил, что ему пора, и его племянник вместе с компаньоном ушли вместе с ним, оставив ненадолго отца Брауна наедине с секретарем (чернокожий гигант в другом конце комнаты не воспринимался как человек или вообще как живое существо, настолько неподвижно он сидел, повернувшись к ним широкой спиной и неотрывно глядя на дверь кабинета).
– Боюсь, наша система безопасности покажется вам чересчур строгой, – сказал секретарь. – Но вы, вероятно, уже слышали о Судии Данииле. Хозяина нельзя оставлять совсем одного.
– Но сейчас он ведь совсем один, не так ли? – спросил отец Браун.
Секретарь серьезно посмотрел на него серыми глазами.
– Пятнадцать минут, – произнес он. – Пятнадцать минут за двадцать четыре часа, вот и все время, которое есть у него для себя. Он настаивает на этом, и на то у него есть веская причина.
– Что же это за причина? – поинтересовался гость. Глаза секретаря были все так же внимательно устремлены на священника, но до сих пор строгие губы грозно сжались.
– Коптская чаша, – сказал он. – Может, вы и забыли о коптской чаше, но он не забывает ни о ней, ни об остальном. Во всем, что касается чаши, он не доверяет никому из нас. Она спрятана где-то в его кабинете, и только он знает, где именно и как ее оттуда извлечь. Он никогда не достает ее, если рядом с ним кто-то находится. Поэтому нам приходится рисковать и оставлять его на четверть часа одного, пока он сидит там и молится на нее. Я думаю, это единственное, чему он поклоняется. Не то чтобы тут действительно был какой-то риск, я ведь превратил все это место в настоящую крепость, внутрь не проникнуть и самому дьяволу… По крайней мере, выйти отсюда никто не сможет. Если к нам в гости наведается этот чертов Судия Даниил, клянусь Господом Богом, он останется здесь не только на обед, а намного дольше! Все пятнадцать минут я сижу здесь начеку и прислушиваюсь. Если только услышу выстрел или звук борьбы, я тотчас же нажму вот эту кнопочку, замкнется цепь, и электричество побежит по стене, окружающей сад. Всякий, кто решит взобраться на нее или перелезть, погибнет на месте. Но, разумеется, ни о каком выстреле не может быть и речи – это ведь единственный вход в его кабинет, и единственное окно, у которого он сидит, находится на самой верхушке башни со стенами гладкими, как столб, смазанный жиром. Вдобавок к этому все мы тут, конечно же, вооружены, так что, если даже Судия каким-то образом проникнет в эту комнату, живым он из нее не выйдет.
Все это время отец Браун, чуть прищурившись, рассматривал ковер у себя под ногами, но вдруг, слегка встрепенувшись, сказал:
– Прошу прощения, но мне только что пришла в голову одна мысль. О вас. Я надеюсь, вы не станете возражать, если я скажу?
– Обо мне? – несколько удивился Уилтон. – Что же это?
– Мне кажется, что вы – человек одной мысли, – сказал отец Браун. – Извините за такие слова, но, по-моему, вам на самом деле больше хочется поймать Судию Даниила, чем защитить Брандера Мертона.
Уилтон вздрогнул, но продолжал буравить своего компаньона глазами. Очень медленно его непреклонно сжатые губы растянулись в некое подобие усмешки.
– Как вы… – не без любопытства в голосе начал он. – Почему вы так думаете?