Моя подруга - месть - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 11

– Приготовьте билеты для проверки!

Марьяна привычно потянулась, чтобы снять с плеча ремешок, да так и ахнула. Выскочив из дому впопыхах, ненадолго, она прихватила только кошелек да целлофановый пакет, а сумку свою, где в косметичке лежал проездной, оставила дома.

Дойдя до водителя, протянула тысячу.

– Проснулась? – недружелюбно глянул он и отстранил Марьяну, пропуская в дверь старуху, которая демонстративно тыкала ему пенсионное удостоверение прямо в лицо:

– Нашел время проверяловку устраивать!

– Давай гуляй, бабка! А ты штраф готовь.

– Да ладно придираться. Я на прошлой остановке вошла, – попыталась схитрить Марьяна, но водитель грубо осадил ее:

– Не ври! Я видел, ты на Свободе влезла. Штраф, ну!

Марьяна, оглянувшись, увидела, что, кроме них двоих, в троллейбусе уже никого нет. Обреченно открыла кошелек:

– И сколько?

– Десятку.

– Что? Десять тысяч?! – Она ткнула пальцем в надпись на стекле: «За безбилетный проезд штраф 8 тыс. руб.». – Ты что же, неграмотный или забыл, что здесь написано?

– Это я трафарет не успел заменить, – бесстыже ухмыляясь, пояснил шофер. – Инфляция, ставки поднимаются! Гони червончик.

Унижаться перед плюгавеньким троллейбусным властелином не хотелось, и Марьяна промолвила с высокомерной откровенностью:

– Пожалуйста, возьми с меня сейчас только восемь тысяч, иначе на шампанское не хватит.

– Шампанское! – взвизгнул водитель. – На шампанское ей не хватит! Да я не могу бутылку пива на Новый год себе купить, а тут – на шампанское! Отдашь штраф или нет?

– Нет! – огрызнулась Марьяна. – Говорю же, возьми сейчас восемь, а остальные я тебе или кому-нибудь из твоих коллег здесь, на этой остановке, хоть завтра передам. Или, если не веришь, запиши мой телефон…

– Ах ты, блядешка! – протянул он почти миролюбиво. – Вот как, значит, мужиков заманиваешь, дешевка!

Он сунулся в кабину, чем-то там щелкнул, запер за собой дверь и, проскользнув сквозь передние створки, удалился прочь от троллейбуса.

Какое-то время Марьяна переваривала бессмысленное, но оттого не менее гнусное оскорбление и не сразу осознала пугающую реальность: водитель-то сбежал, а двери-то закрылись!

Она в этом троллейбусе заперта. Заперта!

Примерно через полчаса Марьяна окончательно оставила свои попытки выбраться на свободу: разжать двери ей было не под силу. В троллейбусе остро пахло шампанским: хотела разбить стекло бутылкой, да проклятая выскользнула из варежек и, ударившись о поручень, разлетелась вдребезги, обрызгав Марьяну с ног до головы. Этот злополучный «Брют»! И почему не дотумкала подарить его шоферу? Отпустил бы тогда наверняка!

Время близилось к полуночи, и Марьяна уже перестала верить, что водитель одумается, спохватится, вернется за нею. Сначала надеялась: ну должен же он отвести машину в парк. А потом предположила: вдруг он живет поблизости и ему прямо с утра на линию? Проще сразу из дому ехать. Троллейбусу за ночь ведь ничего не сделается, а на Марьяну ему явно плевать. То есть он все же появится, наверное… но никак не раньше пяти утра, в лучшем случае!

Марьяна сорвала голос, зовя на помощь, однако улица будто вымерла. Безжизненно темнели окна пединститута и закрытой на ремонт «научки». В Центре крови, конечно, свет горел, но ни там, ни в доме около остановки криков Марьяны услышать не могли: рядом орал-грохотал киоск звукозаписи, обитатели которого, судя по всему, намеревались встретить Новый год прямо на рабочем месте.

Люди смеялись, поздравляли друг друга, поднимали бокалы с шампанским, и никому на свете не было дела до Марьяны, которая замерзает в темном троллейбусе.

А отец? Как там отец?! Она до крови прикусила губу, зажмурилась… И, Господи, наверняка мама звонила из Дивеева, а он ведь подойти к телефону не может, так что мама теперь там с ума от волнения сходит, будто ей мало смерти бабушки!

Сердце так заболело от горя, от бессильной злобы, что Марьяна зарыдала в голос. Ее платочек уже превратился в ледяной колючий комок, не вытиравший, а больно царапавший щеки, и Марьяна яростно смахнула слезы ладонями, которые сразу застыли. Слава Богу, хватило ума послушаться отца, одеться теплее, не то уж точно отморозила бы себе все что можно!

Скорчилась на сиденье, натягивая на колени короткую шубку. Сейчас погреется, отдохнет немного – и опять начнет кричать, стучать… Да неужто отец не почует, что она в беде, неужто не подаст ей помощь?! Только как?..

И вдруг увидела его совсем рядом. Лицо у отца было такое изможденное, страдальческое, что Марьяна снова заплакала – тихонько, жалобно. И вдруг земля под ногами затряслась, словно они с отцом стояли на огромных качелях и эти качели то поднимались, то опускались, причем Марьянин край едва вздымался над землей, а Корсаков взлетал все выше, выше, так высоко, что почти касался голубой звезды, вспыхнувшей в небе ослепительно-внезапно, будто звезда эта наконец дождалась своего часа и теперь хотела, чтобы вся Вселенная ее увидела.

– О! О!.. Звезда! – вскричала Марьяна, рванулась к ней – и ощутила, что падает, падает… на пол троллейбуса.

Суматошно вскочив, огляделась.

Да ведь она заснула! Только во сне бывают светлые чудеса, а явь по-прежнему кошмарна: ночь, стужа, нечеловеческий голос ревет о братце Луи из музыкального ларька, а на часах… Господи, помилуй! На часах полночь!

Марьяна кинулась к двери и ударилась в нее с такой силой, что на мгновение застыла оглушенная. И не поверила себе, вдруг услышав:

– Эй? Тут кто-то есть?

Марьяна была так ошеломлена, что какое-то мгновение не могла вымолвить ни слова. Наконец собралась с силами:

– Помогите! Выпустите меня!

Собственный голос, слежавшийся в теплой глубине горла и пропитанный слезами, показался чужим, пугающим полубасом.

В ту же минуту в дверь просунулись две большие руки в черных кожаных перчатках, на которых тускло блеснул отсвет фонарей, и вцепились в створки. Потянули в стороны… двери простуженно заскрипели, а потом медленно, томительно медленно повернулись на шарнирах, образовав щель, вполне достаточную, чтобы в нее мог протиснуться человек.

Марьяна завороженно глядела на этот путь к свободе, не веря своему счастью, пока голос снаружи не окликнул ее с некоторой долей раздражения: