Граница безмолвия - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 7

— Дай-то Бог, чтобы после этой войны нам с вами пришлось отвечать только на такого рода вопросы, — вздохнул фон Штинген.

В машине, увозившей их на аэродром, фон Готт умиротворенно молчал и, лишь прощаясь у взлетной полосы — их ждали разные самолеты, — произнес:

— «Дойную корову» я вам все же направлю, только берегите её, несколько таких субмарин этим летом мы уже потеряли в Атлантике.

— Она будет базироваться в надежном укрытии, в хорошо замаскированном и охраняемом полярном гроте.

— На одну боевую субмарину тоже придется расщедриться, а вот второй вам придется подождать.

— Как я понимаю, в любом случае «норвежская стая» будет охотиться на всем пространстве от Мурманска до Чукотки, так что мы постараемся взаимодействовать.

Произнеся это, фон Штингеи с любопытством посмотрел на командующего подводным флотом, прекрасно понимая, что сказано далеко не всё.

— В отличие от вас, я действительно успел побывать в двух полярных экспедициях, барон. Поэтому позволю себе уведомить: там слишком много непонятного и пока еще неведомого. Готтенберг, имя которого упоминал фюрер, как-то сказал: «Вторгаясь в бытие полярного мира, вы словно бы вторгаетесь в бытие иной цивилизации и даже иной планеты». Насколько я помню, вы никогда не жаловали офицеров, способных на подобные изречения.

— Меня всегда раздражали офицеры, склонные к излишнему философствованию и амбициозной зауми, господин адмирал, — уточнил фон Штинген.

— Возможно, барон, возможно. Так вот, в одной из полярных экспедиций мы участвовали вместе с Готтенбергом. Советую прислушиваться к его мнению, а главное, не пытаться тиранить его Это прирожденный исследователь, но… со своими особыми взглядами на Арктику, а тем более — на Антарктиду.

— Я доведу это до сведения оберст-лейтенанта Хоффнера, — вежливо уведомил командира фон Штинген. — Уверен, что он заинтересуется взглядами этого полярника.

— Когда-то Деница называли «фюрером подводных лодок». По наследству титул этот должен будет перейти к вам, с той лишь поправкой, что называть вас станут «фюрером полярных субмарин», — с какой-то затаенной грустью молвил фон Готт.

Океан завораживал почти полным штилем, воздух все еще был довольно теплым, а восточный ветер, которым запугивал ефрейтор Оленев, ослабевал по мере того, как «Беринг» отходил все дальше и дальше от берега. И хотя под парусом бот двигался не так быстро, как пограничникам хотелось бы, однако садиться на весла старшина и ефрейтор не спешили. Казалось, что власть этого восточного ветра распространялась лишь на земную твердь; встречаясь же с массами океанского воздуха, он почему-то терял силу и затихал.

— И все же летом здесь по-своему красиво. — Старший лейтенант сидел на корме, зажав руль под мышкой, и мечтательно осматривал приближавшиеся черные скалы острова, который по-здешнему так и назывался — Факторией.

— Вот именно: «по-своему», — возразил старшина.

— Помню, первую зиму и весну я пережил тяжело: волком выть хотелось, ностальгия по Материку мучила, по городам и весям. А пришло лето — и понял: земля-то здесь тоже…

— …И поняли вы, товарищ старший лейтенант, — скептически заполнил сотворенную им паузу Ордаш, — что и здесь тоже… земля.

— Пусть и суровая, но по-своему величественная. И красивая — тоже.

— Слушок появился, что вроде бы с кораблем уходите от нас, товарищ начальник.

— Как, уже и слушок пошел?!

— Говорят, однако. Сам слышал, — подтвердил Оркан.

— Странно. И от кого наслышан, ефрейтор?

— Солдатский телеграф. Выдавать не принято.

— Скорее всего, от фельдшера.

— От него, — тотчас же простодушно сознался Тунгуса.

— Болтливейший он человек, — незло покачал головой Загревский. — Самый болтливый из всех «граничников».

«Граничниками» служащих заставы издавна называли кочевники тундры, и слово это настолько прижилось, что все чаще появлялось даже в официальных бумагах, вытесняя привычных, уставных «пограничников».

— Но все-таки уходите? — поинтересовался теперь уже старшина.

— Не нагнетай, Ордаш. Дожить бы до корабля, мундиры с аксельбантами, — задумчиво ответил начальник заставы, поднося к глазам бинокль. — А уж удастся ли уйти с кораблём — это вопрос генштабовский.

«Уйти с кораблём», как говорили здесь, на заставе, было пределом мечтаний каждого пограничника. Судно появлялось обычно раз в году, в конце июля или в начале августа, когда Северный морской путь окончательно очищался от дрейфующих льдин. Это был специальный военно-транспортный корабль, который обходил редкие здесь, в Заполярье, заставы, вплоть до устья Лены, высаживая пограничников-новобранцев и забирая тех, кто осенью должен был демобилизоваться. А заодно пополняя запасы застав топливом, продовольствием, боеприпасами и всем прочим, что необходимо было гарнизону для суровой длительной зимовки.

На борту этого же корабля уходили офицеры и старшины-сверхсрочники, которых переводили на службу куда-нибудь «на материк», то есть в европейскую часть страны, в Среднюю Азию или на Кавказ. А на смену им прибывали служивые, которым надлежало отбыть здесь пять положенных «полярных» лет.

— И переведут вас, товарищ старший лейтенант, в Крым, — мечтательно вздохнул Оленев. Намотав на руку канат, он пытался ловить ускользавший ветер и в то же время держать курс на выступавшую из подводной гряды лагуну, в глубине которой серело здание бывшей англо-шведской пушной фактории.

— Почему именно в Крым? — поинтересовался начальник заставы.

— Море там…

— Здесь тоже море.

— Теплое море там. Теплая земля теплого моря.

— Тунгус, мечтательно бредящий теплой землей и теплым морем, — уже не тунгус.

— Мой отец говорил почти то же самое. Он говорил: «Тунгус должен жить не в тепле, а в снеге». Я никогда не был настоящий тунгус, потому что всегда мечтал стать моряком, плавать в теплых морях и жить на теплой земле, а тундра суеты не любит.

— Тунгус мечтает жить на юге и быть моряком, а моряк с юга, старшина Ордаш, спокойно приживается в тундре и мечтает переродиться в настоящего тунгуса, — иронично проворковал начальник заставы. — Мир перевернулся.

— …Не мечтает, а уже упорно перерождается в настоящего тунгусского шамана, — в том же тоне поддержал его старшина.

— Зачем о шамане говоришь, старшина?! — вдруг холодно как-то взорвался Оленев. — Ты не можешь стать шаманом. Ты не должен говорить о шаманах, когда мы идем к острову шаманов.

— К какому такому «острову шаманов»?! — поморщился За-гревский. — Эй, Тунгуса, при чем здесь шаманы? Ну, говори, говори, чего ты умолк? Хочешь сказать, что тунгусы и ненцы называют этот остров «островом шаманов»?

Однако все попытки заставить Оленева заговорить уже ни к чему не приводили. Назвав этот огрызок суши «островом шаманов», тунгус словно бы нарушил табу.