– Оставь свой труп в покое, – сказал он, с трудом унимая
нервическую тошноту. – Что теперь с этим делать? И кто он, ты имеешь
представление? Зачем он здесь?
В это мгновение в комнату вбежала Марина – и точно так же
схватилась за щеки, остолбенела, как Анна. Манихин каким-то боком сознания в
очередной раз удивился, что эти две женщины иной раз ведут себя как
сестры-близнецы, даром что непохожи, как ночь и день.
– Да это же тот лепила, – выпалил Серега, который иногда, в
минуты крайних потрясений, переходил на полузабытый язык своего боевого
прошлого. Но тут же перехватил взгляд Манихина и спохватился: – Извините, Петр
Федорович, я хочу сказать, тот парень со «Скорой», который вас привез домой
прошлой ночью и к которому…
– Понял, – прервал Манихин. Ему вовсе не улыбалось, чтобы
жена и Марина узнали о том, как он посылал Серегу провести «акцию устрашения».
– Что это он тут разбросал?
Марина подняла скомканные зелененькие бумажки, расправила.
Это были доллары – четыре сотенные.
– Ишь ты, – хмыкнул Серега, легонько подталкивая носком
кроссовки лежащую на полу русую голову. – Две ночью получил, две я ему потом
передал. Наверняка показалось мало, явился потребовать еще.
– Не может быть, – горячо сказала Марина, да и Анна покачала
головой, но Манихин склонен был встать на точку зрения Сереги. В самом деле –
иначе зачем врываться сюда этому полунищему доктору, как не для того, чтобы
шантажом вытребовать еще денег? Ну не затем же, чтобы их вернуть! В такую
бредятину Манихин с его знанием жизни, его опытом, вообще с его
проницательностью поверить нипочем не мог.
Он подошел к шкафу, выдвинул секретный ящичек. Особо,
впрочем, не прятался – домашние про этот секрет прекрасно знали. Манихин им
доверял как себе, больше чем себе: они были одна семья, если уж он не скрывал
от них жуткую тайну своего лица, то не станет прятать и деньги. А единственный
в этой компании чужой человек лежал сейчас без сознания.
Манихин отсчитал двадцать зеленых полусотенных бумажек,
добавил к ним четыре, поднятые с полу Серегой, аккуратно вложил в карман
джинсов лежавшего. Заодно обшарил их. Один карман был пустой, в другом –
носовой платок, в заднем лежало водительское удостоверение на имя Александра
Даниловича Меншикова.
Вот, значит, как его зовут… Серега знал, но не сказал.
Сам-то он в «Скорой помощи» выспросил имя и адрес врача, дежурившего ночью, ну
а хозяину не сказал. Подумал, наверное, зачем ему голову всяким мусором
забивать? И в самом деле – вовек бы Манихину не знать этого Александра
Даниловича!.. Но все-таки забавно – в самом деле забавно. Родители у парня,
видимо, были не без юмора, если назвали его в точности как знаменитого
Алексашку, сподвижника Петра Первого. Ну и наглый же парень! Тот Меншиков тоже
был дерзец отъявленный и храбрец: то ли под Полтавой, то ли под Лесной, то ли
еще в каких-то петровских баталиях отличался примерно.
В петровских баталиях… Он ведь и сам Петр. А этот –
Алексашка. Забавное совпадение!
– И что ты теперь с ним будешь делать, Петя? – спросила Анна
глухим, не своим голосом. Манихин оглянулся – жена была странно бледна.
Удивительно – он сразу понял, о чем она подумала при виде
безжизненно распростертого на полу тела… Ничего, парень жив, только на время
парализован ударом электрического тока. А так-то вполне живой, видно, что
дышит!
– Неси его в машину и отвези на пруд, – приказал Манихин
Сереге, вкладывая удостоверение Меншикова в тот же карман, где оно лежало
раньше. – Положи там на бережку да последи, чтобы не обобрали прохожие-проезжие,
пока он не придет в себя. Чтоб карманы не обчистили, присмотри. Минут
двадцать-тридцать у тебя еще есть? Какое время удар шокера действует?
Серега пожал плечами:
– Да я его в деле никогда не пробовал, разве что бульдожку
наглого разок вдарил, так ведь то собака, а не человек, там габариты совсем
другие.
– От четверти часа до тридцати минут, – подсказала Марина
тем холодноватым, презрительным, фарфоровым голоском, каким она всегда
разговаривала с Серегой. – Так в инструкции написано.
Намек был более чем прозрачен: Серега, прежде чем стучать по
телевизору кулаком, злясь, что не работает, проверь, включена ли вилка в
розетку.
– Ну, будем исходить из худшего, – сказал Манихин. – Как
минимум пять минут мы тут лясы точим, так что давай больше времени не будем
терять, ладно?
Серега кивнул и, покряхтывая, принялся поднимать
бесчувственное, а оттого особенно тяжелое тело и взваливать его себе на плечи.
Никто не шелохнулся ему помочь. Во-первых, Серега не зря смотрелся «качком», он
и был «качок» – из тех, что в старину шли в ломовые извозчики и лошадь шутя
поднимали. Оставалось удивляться, как это там, в смородиновых кустах, незваный
гость умудрился надавать ему. Наверняка взял на хитрый прием!
А еще Сереге не помогали потому, что помощников среди
присутствующих не нашлось. Манихину настрого запретили поднимать тяжести, так
не женщинам ведь соучаствовать. Не женское это дело! Хотя в тот раз в гараже
Марина показала себя не просто сильной, а очень сильной… Да и раньше Анна
говорила, что она практически одна втащила его в машину – тогда, прошлым летом,
на пути из Нижнего в Зеленый Город.
Манихин понурился, уже в который раз ощутив бессильную злобу
вместо благодарности к Марине. Она не должна была переходить дорогу судьбе, не
должна была! Может быть, это ему было даровано избавление, спасение – еще до
того, как нагрянула беда, до того, как он стал монстром, чудовищем, ночным
пугалом. Но Марина вошла во вкус – быть спасительницей его жизни… Сейчас-то
Манихин совершенно определенно знал, что и в историю с его отравлением она
замешалась зря. Что бы там ни твердила Анна, называющая Марину богом посланной
спасительницей, эта молодая женщина стала тем камнем преткновения, о который
теперь беспрестанно запинается его смерть. С позиций нормальной человеческой
логики, Манихин должен быть ей благодарен. С позиций своих прогрессирующих
страданий, он иногда чувствовал, что ненавидит ее за то же, за что должен
благодарить.
А Серега между тем чудненько управился с безучастным ко
всему Александром Даниловичем Меншиковым и потащил его из кабинета. Слышно
было, как тяжело отдаются по ступенькам Серегины шаги, как скребут по полу ноги
Меншикова.
– Я поеду с ним, – вдруг сказала Марина и выбежала из
кабинета прежде, чем ее кто-то успел остановить.