Неосторожность - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Дюбоу cтр.№ 35

– Еще бы. За такие деньги.

– А яичница? Объедение! Я и подумать не могла, что проголодаюсь после вчерашнего ужина, но умираю с голода.

После завтрака они идут гулять. В небе отражаются серые камни площади. Водители в темных очках и темных костюмах стоят возле «Мерседесов», припаркованных у входа, говорят по сотовым телефонам и ждут пассажиров.

Они поворачивают на рю де ла Пэ и направляются к зданию Оперы.

– Куда пойдем? – спрашивает Клэр, взяв Гарри под руку. На ней шерстяные перчатки и шарф. Я никогда не ношу шапку, сказала она ему.

– Куда пожелаешь.

– Я не хочу в музей. Знаю, что надо. Но это как идти в церковь, проснувшись в воскресенье. Обязанность, а не удовольствие.

– То есть церкви тоже исключаются? – улыбается Гарри.

– Я была в Нотр-Дам. Там красиво и величественно, но у нас мало времени. Предпочла бы провести его не в заплесневевшей церкви.

– Куда бы ты хотела пойти?

– Обратно в отель и в постель? – произносит она, широко улыбаясь. – Мне хочется просто погулять, пока не проголодаемся, а потом где-нибудь пообедать.

– Замечательно.

Они идут на север. По его представлениям, это примерно в направлении Монмартра, но он готов сменить курс.

Они шагают в умиротворенном молчании, временами показывая друг другу что-нибудь странное или забавное. Так естественно держать ее под руку.

– Здесь маленькие машины, – замечает Клэр. – Словно на них ездит племя карликов.

У подножия Монмартра они садятся на фуникулер, идущий к вершине. Наверху любуются базиликой Сакре-Кер, высшей точкой Парижа.

– Я тут никогда не была, – говорит Клэр.

Они смотрят на город с высоты, на Сену, извивающуюся на солнце, как ленивая серебряная змея.

– Считается, что главная достопримечательность Парижа – Эйфелева башня, а мне кажется, что вот она, – говорит Гарри. – Ты знаешь, что башня старше базилики?

– Правда?

– Да. Базилику достроили после окончания Первой мировой войны. А Эйфелеву башню соорудили в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. Но люди приходили сюда веками. Говорят, здесь было святилище друидов.

– Стой там, – говорит Клэр.

Она вынимает из сумочки маленький фотоаппарат. За спиной Гарри до горизонта простирается внизу Париж.

– Улыбнись!

Он улыбается.

– А теперь ты меня сними.

Они просят какого-то туриста снять их вместе. Я видел эту фотографию. Гарри и Клэр похожи на всех остальных туристов в Париже. Интересно, так ли они себя чувствовали?

Они заходят пообедать в ресторанчик, полный голландских туристов. Потом идут по Монмартру до Пигаль, мимо «Мулен-Руж», мимо «Бато-Лавуар», пережившего дни своей славы, когда по соседству жили Лотрек, Пикассо и Утрилло. Сворачивают на бульвар Клиши и видят вывеску «Musée de l’érotisme» [9] .

– Многообещающе, – усмехается Клэр.

– Ты же не хочешь в музей.

– Это другое дело. Идем.

– Уверена?

– Кто знает. Вдруг узнаем что-нибудь новое.

Гарри покупает билеты, и они заходят в музей. Он явно популярен у туристов. На стенах висит порнография со всего мира. Резные фигуры из Индии, современные фотографии обнаженных женщин в коже, комиксы, огромные фаллосы, целый этаж отведен парижским борделям девятнадцатого века. Они умирают от смеха перед некоторыми изображениями.

Внизу находится сувенирная лавка, где продают книги, плакаты и эротические открытки.

– Жди здесь, – говорит Клэр.

Через пару минут она выходит, в руках у нее пакет из упаковочной бумаги.

– Я нашла ее.

– Что?

– Посмотри!

Она протягивает Гарри пакет. В нем французское издание «Камасутры».

– Говорят, тут шестьдесят четыре позы, – произносит Клэр. – Не терпится изучить.

В отеле они сидят друг против друга на кровати. Клэр переводит: «…типы сексуальных союзов согласно размерам, силе желания или страсти, и времени».

– Тут сказано, что мужчины делятся на три типа: заяц, бык и конь.

– Очень лестно для мужчин.

– Это зависит от размеров лингама.

– То есть…

– Именно. А женщины делятся на три типа, согласно размерам йони: олениха, кобыла и слониха.

– Слониха? Мама родная!

– Прекрати.

– А почему нет слона? Это несправедливо.

– По отношению к кому?

– Ко всем. Прежде всего к бедной слонихе. Нет слона, который бы ее удовлетворил. И ко мне. В смысле, кто посмеет сказать, что я не слон? Мне всегда казалось, что я довольно слоноват.

– Еще как, милый. А теперь помолчи. Тут говорится про три равных союза, основанных на совпадении размеров. Смотри, вот диаграмма. Мужчина-заяц и женщина-слониха – неравный союз.

– Звучит разумно. Как в том анекдоте про слона и блоху.

– Мне читать дальше или нет?

– Конечно, – говорит Гарри, поглаживая ее бедро. – Читай.

– Тут сказано, что лучший союз – тот, в котором мужчина превосходит женщину размером.

– А мы кто?

– Я олениха, а ты конь.

– Я бы предпочел быть слоном.

– Замолчи.

Волосы падают ей на лицо, и она отводит их рукой. Они недостаточно длинные, чтобы удержаться за ухом.

Внезапно на столике у кровати, как сигнал тревоги, звонит телефон, низко и длинно, разбивая вдребезги тишину.

– Черт, – бормочет Гарри, перекатываясь по кровати. – Милая, – говорит он слишком громко, – прости, что не позвонил. Тут дурдом.

Гарри сидит на краю кровати голой спиной к Клэр. Их разделяет узкая полоса белой простыни, непреодолимая преграда.

– Нет, нет, просто задремал. Как ты? Как Джонни? Расскажи, что у вас нового.

Клэр замирает, ей слишком страшно, чтобы шевелиться. Она едва дышит. Возникает ощущение, будто Мэдди стоит за дверью. Но Гарри даже не оборачивается, чтобы прижать палец к губам или как-то еще попросить вести себя тихо. Он забыл о Клэр. Словно ее не существует. Они больше не в одной комнате, не на одной постели, не в одном мире. Они больше не любовники, готовые предаться страсти. А может, он, как Лотова жена, не хочет оглядываться, чтобы не превратиться в соляной столп?

Клэр смотрит ему в спину, не зная, что делать. На мгновение ей хочется зашуметь, чтобы Гарри как-то отреагировал, даже если испугается. Это было бы просто. Слово. Звук. Захлопнутая дверь. Это бы все открыло. Но она ничего не делает. Вместо этого Клэр лежит и слушает о его домашних делах, прислонившись к подушке, думая, прикрыться ей одеялом или нет. Она смотрит на свои ноги, на часы, на позабытую вдруг книгу, которая так много обещала недавно.