Если б мы не любили так нежно - читать онлайн книгу. Автор: Овидий Горчаков cтр.№ 36

Дуглас наградил его презрительным взглядом.

— Этого вопроса, как видно, очень жгучего для вас, я уже коснулся. Добавлю: не слишком щедрое жалованье сторицей будет искупаться новым фактором. Вот я с удовольствием смотрю на нашего Джорджа Лермонта. В более развитой давным-давно Шотландии его предок знаменитый Томас Лермонт Рифмотворец, которого помнят и любят все шотландцы, включая самых диких, оказался шотландским бардом только потому, что его норманнский предок из варягов помог принцу Малькому вместе с другими рыцарями Нормандии сорвать с головы проклятого узурпатора Макбета злодейски похищенную им корону Шотландии. За это норманнский отважный рыцарь Лермонт был испомещен поместьем в самом благословенном Господом Богом месте в юго-восточной Шотландии на полуострове Файф, чей князь стал правой рукой принца Малькома. Так славный рыцарь Лермонт стал лэрдом в стране шкотов и породил великого нашего барда и прорицателя сэра Томаса Лермонта…

Строптивый ирландец начал ворчать, но Дуглас осадил его гневным и презрительным взглядом и добавил:

— Еще недавно московиты не владели такими огромными землями, какие завоевал им Иван IV, он же — Грозный. Он расплачивался за военную службу Москве не добром, а злом, стал ужасным тираном. Нынешний Царь, Михаил Федорович, может укрепить с нашей помощью полмира! Всем желающим он подарит, как когда-то Канмор, богатые поместья на завоеванных землях. Появится новое дворянство, они построят себе и своим детям и наследникам новые дворянские гнезда. А если не захотят оставаться здесь, то вольны будут вернуться домой — в Шотландию или Ирландию, продав задорого, свои поместья!

— Вот это другое дело! — восхитился начальник ирландцев. — За это можно драться, воевать и лечь костьми…

— Уже сейчас, — с улыбкой произнес Дуглас, — мы получаем больше, чем русские князья за свой титул — всего семь рублей в год! А простой стрелец получает семь рублей в год за военную службу, но прибыль с поместья мы сможем получать в сто раз больше — 700 рублей!

— Вот это да! — вскричал ирландский начальник, вскочил и начал плясать джигу.

Как писал в своем бесценном труде «Сказания современников о Димитрии Самозванце» Маржерет, современник Джорджа Лермонта, французский капитан в России, затмивший д’Артаньяна, игравший немалую роль в 1601–1611 годах, то есть незадолго до появления на Москве Джорджа Лермонта, князья и бояре Государственной думы получали от 500 до 1200 рублей ежегодного оклада, окольничие — от 200 до 400 рублей и земли от 1000 до 2000 четвертей (при Маржерете окольничих было до 15 человек); думные дворяне, которых было 6, получали от 100 до 200 рублей и земли от 800 до 1200 четвертей; московские дворяне — от 20 до 100 рублей и земли от 500 до 1000 четвертей; выборные дворяне — от 8 до 15 рублей и земли до 500 четвертей, дети боярские — от 4 до 5 рублей в 6 или 7 лет и земли от 100 до 300 четвертей.

— Все вы, — продолжал Дуглас, — сегодня получите бесплатно добротное сукно местной выделки, но шить рейтарскую форму нам придется за свои деньги у местных портных, обслуживающих московских стрельцов. Через год службы вы снова получите сукно. За лошадей мы не платим. Жалованье…

Все подались вперед, навострили уши, не спуская глаз со своего начальника.

— Жалованье русских рядовых рейтаров, — продолжал Дуглас улыбаясь, — составляет двадцать рублей, офицеры получают в среднем тридцать рублей. Восточным иноземцам — татарам, чувашам и прочим — положено на десять рублей меньше. Нашим же рейтарам этого года будут платить по тридцать рублей рядовому составу и по сорок офицерам.

Довольные офицеры переглядывались улыбаясь.

— Но это еще не все, — широко улыбнулся и Дуглас. — Во-первых, обещают нам, если мы докажем им, что мы настоящие рейтары, поднять жалованье еще на десять рублей. Во-вторых, во время походов, а их нам не придется долго ждать, нам будут выдавать сало, соленую рыбу и сушеную рыбу, муку, пшено, картошку и даже водку, которая нам всем так понравилась здесь, не то что польский бимбер в крепости Белой…

Блестящая речь Дугласа, которому, как потом выяснилось, Рейтарский приказ уже положил оклад в 45 рублей, вызвала всеобщий восторг. Все рвались в бой. По приказу Дугласа выкатили бочонок водки, так сказать, авансом. Не прошло и получаса, как в рейтарской казарме запели наемники шотландские и ирландские песни…

Знал ли тогда Дуглас, понимал ли он, что новоиспеченные царские рейтары на самом деле стали пожизненными московскими пленниками? Что пока они здоровы и в строю, никто не выпустит их из Московии?

Но, как гласит известная русская поговорка, нет худа без добра. Ведь если бы вернулся Джордж Лермонт, если бы не стал он родоначальником русского рода Лермонтовых, то не было бы у нас ни Лермонтова, ни… этой книги о московском узнике…

Нам не дано знать, когда Джордж Лермонт стал Юрием Лермонтовым и осознал, что навсегда простился с Джорджем Лермонтом и родной Шотландией, с Абердином, с матерью и Шарон. Зато я установил, вникнув в московские порядки, что остался он не по собственной воле. И узнал он о том, что русичи не намерены отпустить его с военной службы, уже в 1615 году. Надо полагать, что он скоро разуверился в обещаниях Кремля. Разумеется, для него это было страшным ударом. И разве не передались его потомкам печоринская разочарованность, доходящая до мировой скорби, тоска по стране своих предков, врожденная любовь к песням и поэзии, мужество и фатализм, восходящий к варягам, норманнам и к шотландским рыцарям, а также неверие к великим мира сего и властям предержащим, недоверие и скептицизм…

Свой внезапный переход с польской службы на русскую шкоты восприняли с философическим стоицизмом, достойным самого Зенона.

— Царь, конечно, дурак, — рассуждал командир шкотского шквадрона Дуглас, — да лучше служить Царю-дураку, нежели Царю-извергу — Ивану Грозному, скажем, или французскому Ироду и святоше Людовигу Одиннадцатому. А ведь и ему служили Дугласы и прочие шкоты. Кстати, отец Царя, говорят в Немецкой слободе, очень, очень умен, но он сын своего времени, сильно тяготел к Ивану Грозному…

Только Лермонт терзался какими-то смутными угрызениями совести. Долго не проходило у него это назойливое беспокойство — не посрамил ли он честное имя Лермонтов?..

Уже по прибытии в Москву выяснилось, что Царь-недоросль крепко надул «бельских немчин». После осады Белой пришлось заново обрядить шкотов оружием, закупать почти всю рейтарскую амуницию: мушкеты, пистоли, сабли, латы, кирасы, шишаки, сумы, подсумки, огромные седельные пистоли по паре на брата и «рейтарский и конский всякий убор». Началось «строение мундиров», «штанов со всяким к тому прикладом» у российских и чужестранных купцов, закройщиков, портных и прочих работных людей, что одно уже стоило немыслимых денег, и все это вычиталось из будущего жалованья райтаров! Хорошо хоть коня со снаряжением не пришлось покупать Лермонту. Аргамак или бахмат стоил тогда сто рублей, не меньше, сумма по тем временам громадная. Безлошадные же влезли в такие долги к Царю Московскому, что можно было надеяться на полный расчет лишь через два года, или, как было указано в приказе, в 7123 году по московскому летосчислению!..