Нить - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Хислоп cтр.№ 49

Отец Димитрия почти любую музыку презирал, и в доме у Комниносов никогда не было граммофона. Несмотря на это, Димитрий за последние месяцы чего только не слушал. Музыка в жадном до развлечений городе была на каждом углу, толпы собирались хоть в солнечный день, хоть в снегопад, чтобы послушать горцев-кларинистов, мандолинный оркестр или цыганских барабанщиков.

Почти в любом кафе было радио, и из хрипящих приемников, чаще всего прикрученных к стене, Димитрий услышал, хоть и с опозданием, популярную «музыку трущоб», музыку горя. Ему нравились ностальгические восточные мотивы, в которых слышалась тоска по потерянной родине, но ни на одном концерте ребетики он еще не был. Каждый раз нужно было то работу закончить, то книгу дочитать.

– Брось, Димитрий, подождут твои опыты. А этот певец ждать не будет.

Они двинулись к вокзалу и вышли на улицу, забитую притонами, клубами ребетики, барами, где курили гашиш, и борделями. Димитрий подумал, как разгневался бы отец, если бы ему стало известно, где он бывает. Но как же узнать жизнь, если ни на шаг не отходить от чисто вымытых каменных мостовых буржуазных кварталов? Василий уверенно провел его через узкую арку в грязную комнату, тускло освещенную и насквозь продымленную. Тут была толпа, и они с трудом протолкались сквозь нее к свободному столику. Через несколько секунд на столик со стуком поставили бутылку с прозрачной жидкостью и шесть рюмок.

Три музыканта уже играли – один на бузуки, двое на ее сестрах, отличавшихся более высоким голосом, – багламах. Музыка была ритмичная, напористая, с повторяющейся мелодией, и в воздухе чувствовалось нетерпеливое ожидание.

Наконец предмет всеобщего внимания показался из смежной комнаты и пробрался сквозь толпу. На это ушло немало времени. По пути к сцене, слегка приподнятой над полом части зала, он раз десять останавливался, чтобы пожать кому-то руку. У каждого столика угощался цикудьей, чокаясь со всеми, кто был рядом, и двигался дальше. Он был хорошо одет – в костюме, в ослепительно-белой рубашке, – красивый, обаятельный, улыбчивый.

– Стелиос Керомитис! – прокричал Василий, перекрывая шум.

Это был знаменитый певец из Пирея, он приехал в Салоники на несколько дней.

Керомитис наконец пробрался к своим музыкантам, взял ожидавшую его бузуки и сел. Покрутил колки, настраивая инструмент, аккуратно вставил сигарету между мизинцем и безымянным пальцем левой руки, кивнул остальным и начал играть. После нескольких вступительных аккордов он запел. Это был какой-то львиный рык, низкий, полный боли и страдания, всецело соответствующий словам песни, в которой говорилось о смерти, болезнях и разлуке. Такие темы были частью повседневной жизни в грязных переулках, которыми Димитрий с друзьями шли сюда.

Немалую часть людей в этом зале, включая Василия, составляли беженцы из Малой Азии, и тоска по родной земле никогда их не покидала. Наполовину восточные, наполовину западные мотивы ребетики воплощали в себе чувство оторванности и печали, и они вдыхали эту музыку так же глубоко, как втягивали гашиш в легкие.

К ночи зрители начали подпевать, и иной раз голос самого Керомитиса был уже почти не слышен. Теперь он курил кальян и запевал только в промежутках между затяжками. В воздухе плотной завесой висели дым и шум, а алкоголь обострял ощущения.

Часа в три ночи какой-то человек, сидевший у самой сцены, поднялся, и ближайшие столики отодвинули назад. Он стал медленно кружиться на месте, вытянув руки, с сигаретой в пальцах, склонив голову набок. Димитрию вспомнились дервиши, которых его однажды водили смотреть. Этот человек был словно в каком-то трансе и этим действительно напоминал дервишей, только смотрел не в небо, а в землю.

Танцор был худой, жилистый, расстегнутая рубашка открывала мускулистый торс. Его друзья начали ритмично хлопать в ладоши, а он все кружился, приседая все ниже и выпрямляясь снова, ни на миг не теряя равновесия. Казалось, он совершенно погружен в себя и взлетает в воздух, когда его подхватывает вытянутая из земли энергия.

Димитрий заметил, что несколько женщин, стоявших в самом конце, у бара – скорее всего, проституток, – вытянули шеи, стараясь разглядеть получше. Одна даже вскочила на стул, чтобы видеть через головы толпы.

Женщины, что привыкли получать почасовую плату за секс, этому удивительно раскованному человеку с радостью предоставили бы свои услуги бесплатно. Их очаровывало его гибкое тело и то, что он словно не замечал их восхищенных взглядов.

Его выступление возбудило всех разом, и мужчин, и женщин, и за эти шесть с половиной минут на Керомитиса никто ни разу не взглянул. Магия зейбекико покорила всех. Наконец, после того как у ног певца разлетелось на осколки несколько бокалов – знак одобрения и поощрения, – странная, парадоксальная музыка в ритме 9 на 8 сменилась другой, и танцор вернулся на свое место, снова смешавшись с толпой.

Часов в пять утра, когда Керомитис устал, Димитрий с друзьями покинули бар. Улицы были залиты бледным оранжевым светом только что поднявшегося солнца. Молодые люди зашли в ближайшее кафе.

– Давайте поедим, – сказал Василий, бывший среди них вожаком.

В сочетании с гашишем ребетика, хоть и была исполнена тоски, оставила у них чувство радостного возбуждения. Впервые в жизни Димитрий провел целую ночь без сна и был удивлен тем, с какой обостренной чуткостью стал реагировать на все. Ошеломляющая атмосфера теке, пронзительность и искренность музыки, крепкое чувство студенческого товарищества дали ему новое ощущение жизни. Аромат городской субкультуры показался ему неожиданно заманчивым, и он недоумевал, как могут буржуа довольствоваться ужинами в богатых европейских ресторанах или зваными вечерами в роскошных домах, когда рядом с ними существует культура, полная таких обнаженных эмоций.

Потом, в свободную минуту и в трезвом состоянии, более способствующем размышлению, он нашел ответ на этот вопрос. Но в то раннее утро, сидя над своей магритцей, ложку за ложкой отправляя в рот теплый и сытный суп с овечьими потрохами, он просто по-детски удивлялся: как можно не хотеть быть здесь, сейчас, с ним?

– Пойду вздремну немного перед занятиями, – объявил Василий.

Ответом ему был негромкий одобрительный гул, и компания, оставив на столике несколько драхм, разошлась разные стороны.

Димитрий приблизительно представлял, какой дорогой его отец ходит на работу, и в таком виде, с мутными глазами, старался на этих улицах не показываться. Через пятнадцать минут он пришел домой, открыл дверь и проскользнул в свою комнату. Отец с вечера был уверен, что сын сидит там, запершись, и прилежно готовится к предстоящим экзаменам.

После этой ночи посещения баров ребетики стали чаще, и непричесанная городская субкультура приблизила Димитрия к самому сердцу Салоников. Легко отпечатывающиеся в памяти стихи о разбитых сердцах и жизнях, пусть и не отражавшие его собственного опыта, помогали думать и мечтать.

Сутенеры, певцы ребетики и торговцы гашишем казались такой же необходимой составляющей города, как и банкиры и владельцы магазинов, и было что-то притягательное в безыскусности этой изнанки жизни, такой далекой от безупречного порядка дома, под крышей которого Димитрий проводил ночи. Лет десять, если не больше, Константинос Комнинос твердил сыну, что в некоторые районы Салоников ходить слишком опасно. «Там одни голодранцы да проститутки, – говорил он Димитрию. – Держись от них подальше».