Генка молча смотрел в угол землянки и думал что-то своё.
Когда Степан Ильич ушёл, в землянку вскочили Федька Гузь и Грицько. Их обветренные, загорелые лица сияли от радости:
– Здорово, товарищи! Мы ж вас ще не бачилы! Нас на хутора посылали. Приходим, а дядя Степан говорит: «Нашлись наши пионеры».
Грицько долго жал всем по очереди руку. Ребята уселись в кружок на нарах; Федька рассказал, что эсэсовцы сожгли его село Ярыжки, что ему с матерью удалось бежать в лес, где он наткнулся на подводу, которая везла с Жуковки трофеи. Партизаны взяли их в лагерь. Игнат ещё раньше ушёл из села.
– Далеко ушёл Игнат… Не скоро мы с ним побачимся теперь! – с грустью сказал Федька и шёпотом поделился с ребятами своей тайной: – Мы с Игнатом под вязами своё знамя спрятали. Фашистам до него не добраться! Только я да Игнат место знаем!
– Это наши тогда в школе штаб взорвали. Генерала самого главного убили, – шепнул Грицько.
Ребята хотели расспросить его об этом подробнее, но, покосившись на Генку, промолчали.
– До побачення! – весело сказали Федька Гузь и Грицько, прощаясь.
* * *
Утром долговязый Сенька просунул в землянку голову:
– Мамаша, готовь ребят! Командир требует.
Ребята заволновались:
– К командиру нас требуют! К командиру!..
Побежали за Генкой. Генка с утра, вооружившись скребницей, чистил партизанских коней. Начищенный до блеска Гнедко ходил за ним по пятам.
– Генка, нас к командиру требуют!
Генка бросил скребницу, привязал Гнедка:
– Пойдём!
Оксана надела на ребят чистые рубашки. Прибежал Митя.
Маленький отряд торжественно выстроился перед ним: галстуки были повязаны, знамя развёрнуто.
Митя оглядел ребят вблизи, оглядел издали, взъерошил свои волосы, щёлкнул пальцами:
– Пошли!.. Ать-два! Ать-два!
– Эх, барабана нет!
– Левой! Левой!
Партизаны, отрываясь от работы, глядели вслед.
У штабной палатки ребята остановились.
– Нале-во! Ать-два! Стой!.. Разрешите обратиться. Отряд Трубачёва прибыл! – доложил сияющий Митя.
Николай Михайлович и Мирон Дмитриевич вышли из палатки:
– Здорово, пионеры!
Ребята ответили дружным приветствием. По лесу раскатилось эхо и смолкло. Николай Михайлович пытливо и ласково посмотрел на ребят. Под усами Мирона Дмитриевича пробежала добрая усмешка, глаза заискрились.
Васёк отдал рапорт. Худой от пережитых лишений, бронзовый от загара, с золотистым чубом, он стоял под красным знаменем во главе своего отряда и казался гораздо старше того мальчика, которого однажды Николай Михайлович встретил в селе.
– Трубачёв!
– Есть Трубачёв!
Васёк сделал два шага вперёд. Николай Михайлович кивнул ему головой:
– Я слышал о тебе. Ты стойкий и мужественный мальчик.
Васёк вспыхнул, смешался:
– Я был не один… Со мной были товарищи!
– Сева Малютин!
Сева оглянулся на ребят, одёрнул курточку, робко шагнул вперёд.
Николай Михайлович взял его руку, ощутил в своей ладони тонкие, слабые пальцы.
– Так вот ты какой – Сева Малютин… – Николай Михайлович пригладил седой ёжик своих волос и тепло улыбнулся: – Спасибо тебе, Сева Малютин!
Мирон Дмитриевич откашлялся, потеребил свои усы, ещё раз откашлялся. Николай Михайлович мельком взглянул на него и снова повернулся к ребятам:
– Кто из вас внук нашего погибшего товарища, деда Михайла?
Все глаза сразу обратились к Генке. Он стоял прямо и не мигая смотрел в лицо Николаю Михайловичу блестящими тёмными глазами.
– Выйди… выйди… – зашептали ребята.
Генка не спеша вышел из строя. Николай Михайлович положил руку на его плечо:
– Твой дед умер как герой. Мы позаботимся о тебе…
– Гена, – подсказали ребята.
– …да, Гена. Мы воспитаем тебя славным коммунистом, достойным своего деда… Ты поедешь вместе с ребятами…
– Я не поеду! – прервал его Генка.
Николай Михайлович поднял брови. Мирон Дмитриевич строго посмотрел на мальчика. Ребята переглянулись.
– Я никуда не поеду, товарищ начальник! – твёрдо повторил Генка. И вдруг, заметив строгий взгляд Мирона Дмитриевича, залился тёмным румянцем, гневно закричал: – Горит моя земля! Деда мой тут лежит! Куда я поеду?
Николай Михайлович быстрым движением руки остановил его. Наступило молчание.
– Одна мне дорога – Гитлера бить… – тихо сказал Генка.
Николай Михайлович задумался, пристально глядя на мальчика. Потом повернулся к Мирону Дмитриевичу:
– Зачислите в отряд Михайлова внука.
Генка вытер рукавом мокрый лоб и стал на своё место. Мазин и Русаков завистливо глядели на товарища.
– Давай проситься! – шепнул Петька.
– Не время, – хмуро ответил Мазин.
Николай Михайлович обратился к ребятам:
– Пионеры! От имени партизанского отряда передайте благодарность своим родителям и учителям, школе, которая воспитала вас! А благодарность вашему вожатому я имею удовольствие выразить сам.
Николай Михайлович крепко пожал руку смущённому Мите. Ребята переглянулись, заулыбались. Николай Михайлович, видимо, хотел ещё что-то сказать и молча смотрел на них.
– У вас был ещё один товарищ… вернее, подруга…
– Валя… Валя Степанова… – послышались тихие голоса.
Наступило торжественное молчание. Ребятам показалось, что где-то среди них тихо шелестит ветвями тоненькая белая берёзка…
Мирон Дмитриевич выступил вперёд:
– От имени партизанского отряда даю клятву жестоко отомстить врагам за нашу пионерку Валю, за учительницу Марину Ивановну, за наших дорогих товарищей! Тяжко заплатят нам фашистские палачи за эти могилы!
Глава 57
Домой!
Ночью ждали самолёт из Москвы. Это был первый самолёт, который принимали партизаны с Большой земли. За лагерем расчищалась поляна – спешно готовилась посадочная площадка. Работами руководили Степан Ильич и Костя. Партизаны ровняли землю, срывали все бугорки, валили ближайшие деревья. Все радостно готовились к встрече.
– Значит, прослышали про нас в Москве! – с гордостью говорили партизаны.