— Да, и еще стулья, столы и тарелки, — согласился Дэйви. — И стены.
— Спроси свою маму, можно нам взять из дома пару стульев, — предложил Билли. — И тогда сделаем вид, будто весь сад — это наш дом.
— Заодно попрошу побольше печенья, — сказал Дэйви. — И мы пригласим в наш дом мою маму и твоего папу.
Миссис Уиннинг проследовала дальше, но еще какое- то время до нее доносились их возбужденные голоса.
«Следует признать, — сказала она себе, притворяясь объективной, — что он проделал большую работу, и теперь этот сад — лучший на всей улице. А Билли держится так, словно у него в этом доме не меньше прав, чем у Дэйви».
Лето набрало полную силу и обернулось чередой длинных жарких дней, неотличимых друг от друга, так что трудно было сказать, когда был последний по времени ливень — вчера или позавчера. После ужина Уиннинги обычно сидели во дворе под кленами, и младшая миссис Уиннинг в темноте выискивала возможность сесть рядом с мужем, чтобы можно было дотронуться до его руки. Она не приучила Говарда класть голову маме на колени или еще как-нибудь выражать свою любовь, ибо все Уиннинги чурались сантиментов, однако ее утешала мысль, что они — единая и прочная семья.
А жара все не спадала, и миссис Уиннинг стала подольше задерживаться в лавке, оттягивая мучительный подъем на холм. Она болтала с хозяином, с другими молодыми матерями и со старыми подругами своей свекрови; болтала о погоде, о нежелании городских властей построить хотя бы один приличный бассейн, о подготовке к новому учебному году, о ветрянке, о родительском комитете. Однажды утром она встретила в лавке миссис Бертон, и они поговорила о своих мужьях и о том, чем занять детей в такую жару, а напоследок миссис Бертон сказала:
— Кстати, в субботу мы будем отмечать день рождения Джонни, шесть лет. Говард сможет прийти?
— О, разумеется! — сказала миссис Уиннинг, тут же прикидывая в уме, как будет выглядеть Говард: новые белые шорты, синяя рубашка, аккуратно завернутый подарок.
— Детей будет восемь или около того, — сказала миссис Бертон с некоторой неопределенностью, типичной для любящих матерей при планировании детских торжеств. — Они, само собой, останутся на ужин. Присылай Говарда к половине четвертого.
— Звучит очень заманчиво. Говард будет в восторге, когда я ему скажу.
— Думаю, при такой погоде большую часть времени они будут играть в саду. Потом еще пара-другая игр в доме и напоследок ужин. Все простенько, без претензий.
Миссис Бертон замялась, водя пальцем по ободку кофейной банки.
— И вот еще что, — сказала она наконец. — Я не хочу тебя обидеть, но… Словом, я не знаю, как ты отнесешься к тому, что мы не позвали на праздник мальчишку Маклейна.
При этих словах миссис Уиннинг почувствовала себя нехорошо и выдержала минутную паузу, чтобы совладать со своим голосом.
— Я к этому никак не отношусь, — выдавила она наконец. — Вы вправе приглашать или не приглашать кого хотите. Зачем спрашивать об этом меня?
Миссис Бертон усмехнулась.
— Просто я подумала, что, если мы его не позовем, тебе это может не понравиться.
Теперь миссис Уиннинг не на шутку встревожилась. Творилось неладное: местные жители как будто знали о ней нечто такое, о чем предпочитали не говорить в ее присутствии. Еще совсем недавно подобное отношение казалось немыслимым — как-никак она принадлежала к влиятельной семье здешних старожилов.
— Насчет меня будьте спокойны, — сказала она, стараясь, чтобы ее слова прозвучали весомо и жестко, как это свойственно Уиннингам. — Мне до этого нет никакого дела.
«А не перегнула ли я палку? — тут же подумала миссис Уиннинг. — Может, не стоило принимать это слишком всерьез?»
Миссис Бертон явно смутилась, поставила кофе обратно на полку и начала с преувеличенным интересом перебирать другие жестянки.
— Извини, что подняла эту тему, — сказала она.
Миссис Уиннинг понимала, что пока еще рано уходить; надо как-то закрепиться на занятой позиции, чтобы миссис Бертон впредь не смела говорить таким тоном ни с кем из семейства Уиннинг и тем паче употреблять выражения типа: «Не хочу тебя обидеть…», обидные уже сами по себе.
— И какое мне может быть дело до того, — взвешивая каждое слово, проговорила она, — что миссис Маклейн стала чем-то вроде второй матери для Билли?
Миссис Бертон взглянула ей в лицо, ища подтверждения этим словам, а после выдохнула:
— Боже правый, Хелен!
Миссис Уиннинг пожала плечами и улыбнулась, и миссис Бертон улыбнулась в ответ, а затем миссис Уиннинг сказала:
— Хотя сынишку ее, конечно, жаль.
— Он такой славный малыш, — поддакнула миссис Бертон.
— Нынче он и Билли неразлучны с утра до ночи, — сказала миссис Уиннинг и в тот же миг, подняв глаза, увидела в конце прохода миссис Маклейн. По выражению ее лица нельзя было понять, слышала она последние слова или нет. Как бы то ни было, миссис Уиннинг спокойно встретила ее взгляд и произнесла с четко выверенной долей сердечности:
— Доброе утро, миссис Маклейн. Ваш мальчик сегодня не с вами?
— Доброе утро, миссис Уиннинг, — сказала миссис Маклейн и перешла к другим полкам, а миссис Бертон схватила миссис Уиннинг за локоть и скорчилась в попытке сдержать смех, но это ей не удалось, и через секунду обе женщины зашлись в беззвучном хохоте.
Трава под старыми кленами в усадьбе Уиннингов, несмотря на жару, сочно зеленела, а вот в саду Маклейнов дела обстояли хуже. Ежедневно проходя мимо, миссис Уиннинг стала замечать, что цветы под палящим солнцем вянут, трава приобретает коричневатый оттенок, а розовые кусты, предмет особой гордости миссис Маклейн, уже почти погибли. Джонс был с виду спокоен и всегда занят делом — то склоняясь над грядками, то выпрямляясь в полный рост, когда подрезал ветви или ставил подпорки для молодых деревьев, — однако голубые занавески на окнах были все время задернуты. Миссис Маклейн по-прежнему улыбалась миссис Уиннинг при встрече в лавке, а как-то раз они столкнулись нос к носу перед коттеджем, и миссис Маклейн после секундного замешательства сказала:
— Вы не зайдете ко мне на несколько минут? Я хотела поговорить, если у вас найдется время.
— Конечно, найдется, — учтиво ответила миссис Уиннинг и последовала за ней по дорожке, окаймленной цветущими кустами, но уже утратившей былое очарование, как будто летний зной вытопил из земли все жизненные соки. Войдя в хорошо знакомую гостиную, миссис Уиннинг села на стул с прямой спинкой, стараясь держаться с холодной вежливостью, а миссис Маклейн опустилась в свое любимое кресло.
— Как поживает Дэйви? — спросила миссис Уиннинг, поскольку хозяйка не спешила начинать разговор.
— С ним все хорошо, — сказала миссис Маклейн и улыбнулась, как всегда при упоминании о сыне. — Он на заднем дворе, играет с Билли.