Дарий бросил к ногам Талестрии пригоршню драгоценностей, сказав, что у него десять сундуков богатств и все они достанутся царице, если она станет его женой. А еще он поведал, что в его стране есть гора, внутри которой, как в сокровищнице, хранится тьма завещанных предками богатств, и гора эта будет носить имя Талестрии, если она примет предложение. Великий Царь похвалялся, что владеет табунами в десять миллионов лошадей, стадами в миллион белых слонов, миллиардом пчел и птиц, миллионами мужчин и женщин. Если Талестрия выйдет за него, она станет хозяйкой самого большого царства на земле, познает жизнь, полную наслаждений, получит самые пышные одеяния, а прислуживать ей будут прекраснейшие из невольниц. Ловкие акробаты рассмешат ее, когда она того пожелает, цветы станут кланяться ей вслед, весь мир восславит Талестрию, прародительницу новой династии.
Дарий воспламенился и прочел стихи, которые посвятил Талестрии:
Слава тебе, сказительница мифов.
Слава тебе, женщина, дарующая жизнь новым божествам.
Потомки будут почитать тебя десять тысяч лет.
Народ будет приносить жертвы во имя твое сто тысяч лет.
О, божественная мать грома и молний,
Доблестные души стоят на твоем пороге, желая выйти в этот мир.
Они обещают тебе самый прекрасный из венцов.
И будет в нем:
Семь золотых ветвей и девять алмазов,
Восемнадцать рубинов и двадцать четыре изумруда,
Тридцать шесть сапфиров и двадцать четыре жемчужины,
Двадцать пять аметистов, восемь ониксов,
Пять континентов и восемь океанов.
Делать детей — вот в чем волшебная сила Талестрии, она, эта сила, помогает ей перебарывать судьбу и поворачивать время вспять! В ней — бессмертие Дария, она возродит его силу, его могущество, его власть! Ходят слухи, что Александр уничтожил всех наследников Дария, потому-то свергнутый властитель и явился к Талестрии умолять, чтобы она выносила и выкормила для него новое потомство.
Дарий на коленях подполз к моей царице и сказал:
— Талестрия, стань этим вечером моей царицей. Твои воительницы будут защищать и воспитывать моих детей. Ты объединишь степные народы и расширишь Персидскую империю. Мне же, Дарию, месть велит вернуться на поле брани. Мой бог хочет, чтобы я отомстил, прежде чем покинуть землю. Но мои дети, выкованные на Вечном огне, благословленные льдами Сиберии, будут непобедимы. Дарий утратит империю, но его кровь будет течь в жилах твоих детей. Побежденный царь навечно пребудет властелином мира.
Дарий сыпал обещаниями, похвалами, словами любви. Моя повелительница слушала молча. Она улыбалась. Глаза ее то и дело вспыхивали, и я ощутила тревогу. Неужто царица поверила речам этого лжеца, любящего лишь власть и богатство? Талестрия не должна нарушить обет, который дала нашему богу, — никогда не привязываться к мужчине. Она не может зачать ребенка!
Ночь близилась к концу. Красноречие Дария исчерпалось. Талестрия сидела все так же прямо и неподвижно и ничего не отвечала. Над шатром взошла заря, в воздухе заметались тени птиц. Юноша-писец спал. Лишившийся сил и потерявший надежду Дарий судорожно моргал.
Внезапно царица сказала:
— Твой путь земного царя окончен, Дарий. Бог Льда посылает тебе испытание. Ты должен взойти на Ледник без доспехов, пешим, сняв корону. На вершине ты найдешь бесценное сокровище.
Лицо Дария просветлело.
— Я пойду, чтобы тебе угодить.
Талестрия улыбнулась:
— Сокровище в твоем сердце, но путь к нему отрезан. Забудь о войне и ищи этот путь. Ты еще можешь выбирать между жизнью и смертью.
Царица помолчала, а потом добавила, загадочно усмехнувшись:
— Умереть — значит продолжить жить.
Дарий погрузился в задумчивость. Я, Тания, записала все, что услышала, хотя смысл слов остался для меня скрытым. Моя повелительница поднялась, поправила складки туники и покинула шатер. Я вышла следом.
Мы продолжили наш путь в край белых красноголовых журавлей.
5
Из Греции прибыло подкрепление. Мои македонские лейтенанты натаскивали новичков вместе с персидскими солдатами. Собрав сведения о восточных землях, я приказал начертить новые географические карты и отправился на восток Персии во главе армии, вымуштрованной по суровым законам моей родины. Я усилил свое войско, посадив всадников на верблюдов и слонов, которых отнял у Дария.
Сузы сдались без сопротивления, но, когда мы вошли за стены, в городе вспыхнул мятеж. Его поднял раб, выдававший себя за сына крылатого бога и изгнанный евнухами из дворца после свержения Дария. Взбунтовавшихся плебеев быстро разогнали, а Багоаса заковали в цепи и бросили к моим ногам. Юный перс был строен и черноволос. Меня потряс ненавидящий, горящий огнем веры взгляд его дерзких зеленых глаз.
Я мгновенно забыл, что приказал казнить Багоаса и выставить труп на стене в назидание жителям. Он стоял на коленях в центре помоста и как будто совсем не испытывал страха. Я, Александр, властелин мира, приказал бросить Багоаса в подземную темницу, краснея от стыда. Это не помогло. Мне чудилось лицо бунтаря. Я плохо спал. В ту ночь мне хотелось одного — сжать его в своих объятиях, причинить боль, подарить наслаждение.
На следующее утро я призвал к себе Гефестиона и говорил с ним о множестве дел, прежде чем перейти к тому, что меня действительно волновало. Я сообщил, что собираюсь помиловать вождя бунтовщиков красавца Багоаса, но в наказание его кастрируют и он будет мне прислуживать. Гефестион горько усмехнулся в ответ. Он все понял. Он не мог заставить меня быть верным. Он не умел защитить меня от меня самого, ответив «нет». Однажды он предпочел мое наслаждение своему счастью и теперь превратил собственные муки в ковер для моих утех.
Гефестион кастрировал молодого Багоаса. Он выхаживал его нежно и терпеливо. Он сносил оскорбления и прощал покушения на свою жизнь. Однажды вечером, на пути в Персеполис, он одел его в платье евнуха и привел в мой шатер.
Я сорвал с Багоаса одежду. Мой пленник стоял совершенно обнаженный, прижимаясь спиной к пологу шатра, и мог защищаться только взглядом. Изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня так пристально, что желание угасло. Я не прибег к насилию, но протянул руку и погладил застывшее от ненависти и боли лицо. Багоас любил меня! Вот почему он молча страдал, сохраняя холодную неприступность, хотя его кожа горела под моими пальцами и он хрипло постанывал от возбуждения. Чтобы доказать свою любовь, я одел его и отослал прочь.
Мне пришлось ждать целую вечность, пока Багоас сдастся. Прошла еще вечность, и он признался, что возжелал меня с первой же встречи. Я всеми силами пытался превратить Багоаса в добровольного пленника. Униженный гордец увлек меня в пучину неистовой страсти. Багоас был вольной птичкой, которую я насильно запер в золоченой клетке. Он распевал веселые песни, когда чувствовал любовь, и исходил злобой, вспоминая об утраченной мужественности. Он изобрел тысячи способов причинять мне страдание. Он рассказал, что Дарий отдавался ему и называл маленькой пчелкой. Он был болтлив, как воробей, но отказывался говорить о родителях и своем происхождении. Он то ползал у моих ног, вымаливая ласки, то не показывался много дней подряд, страдая в одиночестве и оплакивая свою неполноценность. Я терпел его капризы, не отвечая, когда он говорил, что хочет умереть, я не мог навязать ему свою волю. Частые смены настроения Багоаса бесили меня, но, когда он исчезал, я тосковал по его детскому голосу, медовой коже, темным кругам вокруг глаз и следам высохших слез на щеках. Великий Александр сдался. Я поручил Багоасу заботы о своей одежде и трапезах. Он ревновал всех, кто был ко мне близок, и все время жаловался на неотесанность македонцев и грубость греков. Багоас создал вокруг меня пустоту, приучив к восточным удовольствиям.