Александр и Алестрия - читать онлайн книгу. Автор: Шань Са

Ты — пламя этой незавершенной жизни

Ты — слава непобедимого в веках воина.

Шань Са

Я, Александр Македонский, сын Филиппа, царя царей, победителя греков, пришел в этот мир в ночь пожара.

Храм Артемиды горел. В небо, рассыпая вкруг себя брызги искр, вздымались увенчанные дымами охрово-желтые языки пламени. Плотные облака закрыли небо над головами людей, напуганных гневом божественной Охотницы.

Мое первое осознанное воспоминание: я играю на вершине холма, одетый как девочка — таково желание матери. Она ведет меня посмотреть развалины. В густой траве лежат обгоревшие камни. Воздух напоен горьковатым ароматом диких цветов. На мне белая туника, на ногах — сандалии из золотых ремешков, волосы заплетены в две косы. Я прыгаю по обрушившимся ступеням, прячусь за упавшими колоннами и весело смеюсь, когда слуги проходят мимо. Мать наблюдает за мной. Она рассказывает, что великий храм был уничтожен огнем. И говорит, что лишь огонь вечен.

Юношей я вернулся на холм, где на месте развалин возвели новый храм с расписанными колоннами и фресками на фризе и сводах. Мой отец говорит, что Артемида и Аполлон были близнецами. Артемида родилась первой — она появилась на свет одетой и с оружием в руках — и приняла у Лето, их матери, Аполлона. Страдания матери ужаснули Артемиду, и она дала обет целомудрия. Мой отец предпочел посвятить храм Аполлону: он объяснил, что мое рождение положило конец миру бледной луны, поэтесс-девственниц и бродячих вакханок. Наступило время солнца и завоевателей, для которых война — главное дело жизни.

Я, Александр, помощник и защитник воинов, родился принцем в царстве крестьян и солдат. Мой отец Филипп посылал дары и золото семьям, где рождались мальчики. Он брал на себя заботу об их физическом воспитании, заставляя тренироваться с шести лет. Раз в год, по случаю праздника в честь великого Зевса, посланцы царя объезжали все поселения, чтобы выбрать самых рослых, сильных и ловких мальчиков и сделать из них лучших в мире воинов. Иметь в семье солдата считалось великой честью. В каждом македонском доме жил хотя бы один воин. Родителям, отправившим сына в армию и лишившимся пары рабочих рук, мой отец выплачивал немалое вознаграждение и обещал, что их сын добудет в покоренных городах сказочные трофеи. Он превратил войну в доступный для всех способ разбогатеть.

Деньги и сила — суть единое целое. Ничто не ценится выше человеческой силы. Македоняне с незапамятных времен продавали свою доблесть и воинское искусство. Соседи платили им, чтобы они сражались и умирали вместо них. Мой отец отменил этот обычай. Он объяснил нашим солдатам, что жизнь македонян бесценна и продавать нашу силу — значит попусту тратить деньги.

К моменту моего рождения наш народ воевал ради богатства, а мой отец сражался за власть. Раздоры греков оказались на руку Филиппу, он объявил себя их вождем, как Агамемнон в Троянскую войну. Филипп властвовал над афинянами, фиванцами и спартанцами, а придворные — мужчины и женщины — строили козни, чтобы отобрать у него власть. Мать пряталась все девять месяцев, пока носила ребенка под сердцем, а потом прятала меня, потому что была уверена: враги захотят уничтожить наследника Филиппа.

Я, Александр, сын царя македонян и Олимпии, дочери царя Эпира, потомок Ахилла и Зевса, родился в бедной деревушке близ храма Артемиды. Аполлон — мой небесный покровитель.

Македония, родина моя, я был рожден, чтобы жить среди твоих высоких гор и глубоких долин. Я быстро рос, бегая по твоим лесам и лугам, и вскоре уже участвовал в конных состязаниях и лепетал слово «лошадь» — синоним силы и скорости для любого грека. На заре я сидел на балюстраде моего белого дворца и смотрел, как женщины в ярких фартуках, повязанных поверх красных юбок, ведут стада на пастбища. По голубому небу скользили облака, отбрасывая на землю изменчивые тени. Я устремлял взгляд на горизонт. Морс было далеко, за той зыбкой линией, где пламенел рассвет. Нептун трубил в свой рог, поднимая бурю. Ахилл плыл к Трое, где ему суждено было погибнуть и стать бессмертным, Одиссей плутал по островам, зачарованный песнями сирен. Его подвиги тоже воспоют поэты.

На террасу выходила одетая в белую тунику мать. Ее длинная черная коса была короной закручена вокруг головы. Она обнимала меня, окутывая облаком своего аромата. Я прижимался к ней с жадностью пчелы, собирающей нектар на самом прекрасном цветке Македонии. Олимпия была молода и красива, она происходила от богов и героев — и рассказывала мне об их непостоянстве и причудах. Ее нежный голос обращал кровавые войны в размолвки влюбленных, а чудовищ, обитающих в морской бездне, в воркующих пташек. Ее взгляд терялся в дали невидимого моря. Я видел, как она улыбается и печалится, смотрел, как она плачет, и не мог ее утешить. В сердце моей матери жила тайна.

Я не понимал, почему мужчины так одержимы войной. В мире не существовало ничего приятней мягких тканей, цветных камней и женского смеха. Летом город купался в жаре. Мы прятались от солнца в тенистой апельсиновой роще, я лежал, положив голову на живот матери. Рабы жгли траву, чтобы отпугнуть насекомых, обмахивали нас пальмовыми листьями. Зимой мне было одиноко в огромном дворце с плоской крышей. Мать пела, и ее голос эхом откликался в пустых покоях. Она учила меня именам птиц, рассказывала, как живут деревья, травы и цветы, и я впитывал ее слова, как сладкое молоко.

Крестьяне приносили нам раненых животных: птиц с переломанными крыльями, хромых собак, осиротевших детенышей обезьяны, змей и пчел. Олимпия лечила их, рядом с ней они набирались сил.

— Если хочешь поговорить с животным, не двигайся, — учила она. — Отведи взгляд. Смотри на цветок, или на дерево, или в небо. Забудь, что ты — Александр. Услышь его мысли.

Язык жаб, коз и гадюк я тогда понимал лучше языка людей.

Армия возвращалась. По мрамору полов грохотали тяжелые шаги, раздавались пьяные крики и громкий смех. В воздухе пахло вином, пóтом и оружием. Двери с треском распахивались, и появлялся мой отец. Я прятался за драпировками. Его единственный глаз цепким взглядом окидывал комнату, и я застывал, как изваяние. Когда Филипп пребывал в хорошем расположении духа, он огромными ручищами хватал меня за ноги и подбрасывал в воздух. Если же отец был пьян, он с ревом таскал меня за волосы, рвал на мне платье, обзывал ублюдком и грозился бросить в ров со львами. Мать кидалась на помощь, но отец поднимал меня над головой, чтобы она не могла достать. От его жестких вьющихся волос исходил резкий, почти звериный запах, крики приводили меня в ужас, я дрожал всем телом. Филипп проклинал Олимпию и весь ее род. Он клялся перерезать горло изменнице-жене и закопать живым ублюдка-сына. Отец обзывал мать колдуньей, рычал, что она строит заговоры, желая отобрать у него власть. Он отпускал меня, лишь доведя Олимпию до слез и напугав до полусмерти меня.