С террасы доносились голоса Дрисколлов и Робинсонов.
– Никогда еще не было, чтобы кто-то приезжал вот так, в последнюю минуту! – негодовала Сьюзен. – Он сказал, что переночует в отеле…
– Да? Сейчас, в августе? Чем он только думал? – сказала миссис Робинсон. – У нас есть свободная комната, Сьюзен, если надо…
– О, комната и у нас есть.
Рената не слышала Кейда или Клэр. Наверняка устроились в гостиной, и Клэр описывает Ренатину измену. «А потом они с Майлзом ушли в дюны и долго не возвращались». Рената уставилась долгим взглядом на обручальное кольцо. Три карата, двенадцать тысяч долларов. Она носила его неделю, однако ни секунды не чувствовала своим. Кольцо снялось с легкостью. Рената оставила его на комоде.
Она выглянула в коридор. Никого. Перекинула сумку через плечо и торопливо прошла по коридору к задней лестнице. В одной из комнат горел свет. Рената остановилась и осторожно заглянула внутрь. От волнения и от того, что приходится удирать, как в кино про бандитов, у нее закружилась голова. Рената едва сдержала нервный смешок. В комнате Николь стелила постель. Натяжная простыня выскользнула у нее из рук и сбилась в комок. Какую-то долю секунды Рената всматривалась в хмурое лицо Николь, на котором застыло отвращение. Рената словно обрела рентгеновское зрение: все, что когда-либо скрывалось в этом доме, вдруг стало ясным. Николь и Майлз живут вместе в квартирке над гаражом. «Мы живем вдвоем». Тогда Майлз так и не признался, с кем делит квартиру. Он спит с Николь. «Прости, – подумала Рената. – Мне правда жаль, что так вышло».
Она на цыпочках спустилась по задней лестнице и вышла через заднюю дверь. «У Дрисколлов есть слуги, – прозвучал в голове голос Экшн. – Они рабовладельцы». Обожженную солнцем кожу сразу стянуло на свежем ночном воздухе. Рената стояла на гравийной дорожке возле мусорных баков, выстроившихся вдоль высокой живой изгороди между владениями Дрисколлов и их западных соседей. Она ждала в полумраке до тех пор, пока не услышала шум двигателя «Рендж-Ровера» и не увидела, как свет фар описал полукруг.
Пора. Давай!
Раздался протяжный звук. У боковой двери мяукал Мистер Роджер. Наверное, хотел, чтобы Рената взяла его с собой.
– До свидания! – прошептала она и рванула прочь.
19.33
После четырех бокалов шампанского на голодный желудок Маргарите казалось, что все вокруг приобрело какой-то странный вид. Она не могла заставить себя двинуться с места. Налила еще бокал шампанского, заранее страшась головной боли, которая настигнет ее завтра утром. Надо бы достать из холодильника мидии и соус айоли, отломить кусок хлеба – еда как губка впитает алкоголь. Самое печальное в отсутствии вкусовых ощущений в том, что теряется удовольствие от изысканных блюд. Теоретически Маргарита знала, что у мидий привкус океана, а в соусе преобладают дижонская горчица и чеснок, но для нее теперь любой деликатес похож на безвкусную жвачку. За четырнадцать лет Маргарита привыкла к потере вкуса, однако часто думала, каково это – ослепнуть или оглохнуть. Испытываешь ли тоску, когда представляешь картины Брейгеля и Вермеера, зимний закат или лицо собственного ребенка, но сам навсегда заточен в полной темноте, даже если глаза широко открыты? Обидно ли помнить ликующие звуки хора «Аллилуйя» в канун Рождества, гитарные риффы Эрика Клэптона или голос любимого человека, но жить в полной тишине?
Напольные часы в очередной раз отбили половину часа. Семь тридцать: этот миг должен был стать кульминацией сегодняшнего суматошного дня. Вот теперь можно себя пожалеть.
В дверь постучали. Нет, наверное, послышалось. Маргарита посмотрела в сторону прихожей, однако не двинулась с места. Замерла, будто испуганный кролик, прекрасно понимая, что если кто-нибудь заглянет в окно, она будет видна как на ладони.
Снова стук в дверь, еще настойчивее. Маргарита боялась не столько злоумышленников, сколько того, что какой-нибудь доброхот решил ей помочь. Она медленно встала, сориентировалась в пространстве, измерила взглядом путь от обеденного стола до входной двери. Выругалась про себя за то, что не оделась подобающим образом и до сих пор в кимоно. Она вспомнила всех великих людей, которые писали о пьянстве. Пальма первенства принадлежала Хемингуэю с его мехами для вина и рефреном «Он был очень пьян». Тем не менее никто не постиг суть действия четырех бокалов шампанского, выпитых на голодный желудок. Не описал, как бурлит кровь, как глаза то расширяются, то сужаются, и, самое главное, как меняется восприятие мира. Все кажется смешным, странным, преувеличенным. Окружающая обстановка расплывается, становится мягче, но в то же время необыкновенным образом проясняется. Кто-то стучит в дверь, и она, Маргарита, пусть и пьяная, встала, чтобы открыть.
Бывали вечера, когда в ее ресторане много, очень много пили. Коктейли, шампанское, вино, портвейн, ликеры – просто удивительно, сколько выпивали клиенты, да и сама Маргарита. Много раз она брела домой по пустынным улицам, опираясь на Портера и распевая песни. Зачастую ее рассудок туманился, и она говорила глупые, несправедливые и даже жестокие вещи, совершала необдуманные поступки (взять хотя бы случай с Дэмианом Виксом!), но это ее не останавливало. Маргарита до сих пор любила выпить и считала, что ощущение всемогущества, навеянное алкоголем, – чудесный божий дар. Потянувшись к дверной ручке, она вдруг подумала, что ей повезло: алкоголь никогда не побеждал ее, как, скажем, Уолтера Аркейна. Она никогда не глушила дрянной виски в десять утра и не сбивала потом несчастных бегунов, гоняя на сумасшедшей скорости по обледенелым дорогам. От одной этой мысли Маргарита протрезвела и хмуро распахнула дверь, не задумываясь, кто там может быть. Да хоть этот чертов почтальон, который приходит, когда захочет!
– Тетя Дейзи?
Маргарита услышала слова прежде, чем увидела лицо. Она все-таки пришла, подумала Маргарита и, не веря своим глазам, вгляделась в гостью. Рената Нокс собственной персоной, крестная дочь, красная и вспотевшая, стоит, тяжело дыша, слева на подбородке лиловеет синяк. Светлые волосы стянуты в хвостик, одета в белую футболку и розовую юбку, между маленьких грудей врезается ремень громоздкой спортивной сумки. Похоже, Рената бежала в босоножках всю дорогу от Халберт-авеню, но Маргарите она показалась невыразимо прекрасной. Вылитая Кэндес.
– Милая!
– Можно войти? – спросила Рената. – Я сбежала.
– Да, конечно.
Маргарита впустила девушку в дом, по-прежнему не веря своим глазам. Неужели она все-таки пришла? Маргарита закрыла дверь, а когда Рената бросила на нее встревоженный взгляд, заперла на замок.
– Спасибо, – поблагодарила Рената.
– Тебе спасибо!
Маргарита вытащила из морозильника второй бокал для шампанского, наполнила до краев. Рената бросила тяжелую сумку на пол.
– Можно я останусь переночевать?
– Конечно! – кивнула Маргарита.
Радуясь за себя и за одну из спален наверху, которая наконец-то дождалась гостей, она не сразу поняла очевидное: на Халберт-авеню что-то явно не заладилось. Маргарита вручила шампанское Ренате, та благодарно взяла бокал.