– Вам придется остаться здесь. Никто не сможет покинуть тюрьму, пока Кейна не поймают.
Я очень хотел бы знать, сколько времени мисс Уондерли пролежит без сознания. И начнет ли она орать, придя в себя? Я покрылся холодным потом. Мы подождали минут пять. Вновь послышались выстрелы. Клэнси подошел к двери и выглянул в коридор.
– Скорее всего его обнаружили, – заметил он. – Это в блоке «Б».
Сигнал тревоги вновь начал звенеть.
– Что там происходит? – Клэнси был в растерянности. – Почему звенит сигнал тревоги?
Внезапно ворвался Митчел.
– Какого черта ты здесь торчишь, болван! – заорал он. – Заключенные подняли бунт! Кто-то выпустил их из камер.
Клэнси передернул затвор карабина.
– Кто мог их выпустить? – спросил он, подбегая к двери.
– Вероятно, Кейн, кто же еще, – ответил Митчел, толкая Клэнси перед собой. Он повернулся ко мне и подмигнул.
Они исчезли за дверью.
– Это Митчел выпустил заключенных! – сказал я Максисону. – Надеюсь, он выкрутится сам. Торопись! Нужно убираться отсюда, и как можно скорее!
Мы подняли гроб на плечи и вышли. Он был так тяжел, что ноги мои подгибались, не говоря уже о Максисоне, довольно субтильном человеке. Но, видимо, страх придавал ему силы. Наконец мы подошли к первым воротам.
Охранник, увидя нас, поднял карабин, положив палец на спусковой крючок.
– Все в порядке! – задыхаясь, сказал я. – У нас есть разрешение Флаггерти на выход. Дай нам поставить этот проклятый гроб. Я сейчас покажу его тебе.
Охранник заколебался. Игнорируя его, мы подошли к катафалку. Охранник последовал за нами. Затолкав гроб в катафалк, мы захлопнули дверцу. Подозрение по-прежнему читалось на лице охранника. Его толстое, потное лицо выражало к тому же сильное любопытство.
– Но Флаггерти приказал никого не выпускать отсюда, – проворчал он. – Я сам слышал его приказ.
– А я вам говорю, что Флаггерти выписал нам пропуск на выезд отсюда, – сердито сказал я. – Покажите ему! – обратился я к Максисону. – Он у вас в кармане.
Максисон машинально сунул руку в карман.
Охранник перевел взгляд на него. Это было именно то, чего я дожидался, тут же нанеся ему «прямой» в челюсть. Тот упал на колени. Я вырвал у него карабин и оглушил ударом приклада.
– Вперед! – я толкнул Максисона к катафалку.
Мы проехали двор и остановились перед другими воротами. Они были заперты. Франклин немедленно вышел из будки.
– Уносите ноги, пока не подстрелили? – со смехом спросил он.
– А то! Черт знает что здесь у вас творится! Мы оставили разрешение на выезд на первом посту. В тюрьме переполох.
Он пожал плечами.
– Меня это не касается. Не люблю драк, – он открыл ворота. – Счастливого пути!
Я нажал на акселератор. Теперь оставался лишь один барьер на нашем пути – баррикада. Держа револьвер под рукой, я выжимал максимальную скорость из тяжелой машины. Баррикада по-прежнему перегораживала дорогу, но охраны не было видно. До нас доносились лишь звуки выстрелов и крики из тюрьмы. Все силы были задействованы на подавление бунта внутри тюрьмы, так что некому было сторожить деревянное заграждение. Я вышел из машины, отодвинул заграждение, потом вновь сел за руль.
Я победил!
Глава 5
Контрнаступление
1
Роскошный номер отеля «Мартелло» в Ки-Уэст окнами выходил на Атлантический океан. С нашего балкона, защищенного от солнечных лучей бело-зеленым тентом, мы могли обозревать бульвар Рузвельта, почти пустынный из-за послеполуденной жары. Жалюзи на окнах были опущены, собаки дремали на тротуарах, совсем разомлев от жары. Справа от нас в зыбком мареве можно было различить изумрудные острова в обрамлении белой пены прибоя, над которыми висели облака. Корабли всех классов и водоизмещений шли по классическому пути течения Гольфстрим, который верно служил капитанам на протяжении вот уже нескольких веков.
В плавках и сандалиях, с огромными солнцезащитными очками, водруженными на нос, я возлежал в удобном кресле. Возле правой руки стоял бокал с охлажденным коктейлем, в левой я держал сигару, лениво поглядывая на океан.
Мисс Уондерли сидела рядом со мной. На ней был купальный костюм, обтягивающий ее тело, как перчатка. Соломенная, отделанная красной лентой шляпка защищала лицо от солнечных лучей. На коленях ее лежал журнал.
Я наклонился и протянул руку, чтобы вынуть из пачки сигарету для нее. Она погладила меня по руке, когда я взял зажигалку.
– Здесь неплохо, не так ли? – я улыбнулся ей.
Она кивнула, сняла шляпу, и шелковистые волосы рассыпались по плечам. Мы жили в отеле уже пять дней. Наше бегство из тюрьмы казалось далеким кошмаром. Мы не говорили об этом. Первые два-три дня мисс Уондерли, совершенно разбитая, плохо спала, ее преследовали кошмары. Она боялась даже выходить из номера. Ей было страшно, если кто-то входил к нам. Хэтти и я не оставляли ее ни на минуту. Хэтти – замечательная женщина. Она и сейчас была с нами.
После бегства из тюрьмы мы сели в катер Тима. Тим лично вел судно. По дороге, украдкой приблизившись к острову, я нашел там спрятанную коробку с деньгами. Не знаю, каким чудом, но мы проскользнули мимо всех кордонов полиции, которые были выставлены Киллиано. Мы прибыли в Ки-Уэст, а Тим на следующее утро вернулся в Парадиз-Палм.
Ки-Уэст – небольшой городок, жители которого занимались ловлей рыбы, черепах, добывали губку. Это спокойное, приветливое место было идеальным для отдыха. Мисс Уондерли пришла в себя раньше, чем я ожидал. Сейчас она была практически в норме.
– Все в порядке, дорогая? – спросил я, улыбаясь.
– Да, – она расслабленно шевельнулась. – А как ты?
– О, прекрасно! Это как раз такой отдых, который я хотел найти в Парадиз-Палм.
– Сколько времени мы проведем здесь? – вдруг резко спросила она.
Я глянул на нее.
– Мы не торопимся. Я хочу, чтобы ты хорошо отдохнула. Мы останемся здесь столько времени, сколько тебе захочется.
Она повернулась, чтобы лучше видеть меня.
– И что потом? – спросила она, протягивая ко мне руку.
Я нахмурился.
– Потом? Как тебя понимать?
– Дорогой, может быть, я и не имею права тебя спрашивать, но как сложатся наши отношения в будущем? – она покраснела.
– А чего бы ты хотела? – улыбнулся я. – Я же ведь не больше чем случайный знакомый.
– Если это тебя устраивает, то и меня тоже, – проговорила она внешне спокойно.
– Я без ума от тебя, – засмеявшись, признался я, – но не знаю, сможешь ли ты приспособиться к той беспорядочной жизни, которую я веду. Понимаешь, я не гарантирую тебе спокойной жизни. Я просто не представляю, что это такое. Жить со мной нелегко.