В этом контексте особой проблемой предстают взаимоотношения полов. В Америке женская эмансипация достигла такого масштаба, который русским даже трудно вообразить. Ярким примером воплощения феминистской идеологии может служить сработанный по всем голливудским канонам фильм «Солдат Джейн» с Деми Мур в главной роли. Он посвящен ответу на вопрос: можно ли из милой, симпатичной женщины сделать десантника-мордоворота? Ответ вырисовывается однозначный – можно! (Правда, наши шпалоукладчицы нечто подобное знали давным-давно.) При этом, однако, остается без ответа и даже не ставится другой вопрос: а зачем? Американцы, точнее – американки, этим вопросом, похоже, и не задаются. И поднимать его в беседе с ними крайне неделикатно. Деликатность тут понимается совсем не по-русски – как игнорирование принадлежности человека к тому или другому полу. Напротив, подчеркнутое внимание к другому полу может быть расценено как сексуальное домогательство, а за это можно и под суд попасть. Разрешить это противоречие на бытовом уровне нам едва ли по силам. Пройдет какое-то время, и американцы либо вымрут, мастурбируя перед дисплеем, либо благополучно переболеют этим очередным извращением. Нам остается это обострение тихонечко в сторонке переждать, поскольку нам самим оно, хочется надеяться, не грозит. В этой связи выглядит забавно, каким бешеным успехом у неженатых американцев пользуются российские невесты, еще не успевшие спятить на феминизме и политкорректности.
Однако по большому счету американская политкорректность остается скорей декларативной. Уважающий себя белый американец, дабы не прослыть расистом, ни за что не позволит себе оскорбительных замечаний в адрес, скажем, чернокожих. (Само слово «негр» здесь признано обидным и заменено в обиходе корректным термином «афроамериканец».) Наши псевдопатриотические газетенки, призывающие поставить на место неполноценных инородцев, кажутся американцам несусветной дикостью. В Америке первый же выпуск подобного листка стал бы последним и повлек бы неминуемое разорение издателя по судебным искам. В то же время, если какой-то особо корректный белый домовладелец рискнет продать свой дом чернокожему, пускай и весьма респектабельному, цена соседних домов в котировке местного агентства недвижимости автоматически упадет. Это в сериалах (надо признать – откровенно пропагандистских) белые и черные дружат семьями и словно не замечают очевидных различий. В реальной жизни не принято оскорблять друг друга, но и брататься тоже не принято. Американская толерантность (терпимость) парадоксальным образом уживается с довольно строгой дистанцией общения.
Русским зачастую трудно уловить ту тонкую грань, которая отличает терпимость от симпатии. Мы вообще более категоричны, склонны к безапелляционным суждениям и оценкам. Если человек нам не угодил, то он – мерзавец, если не понравился фильм, то режиссер бездарен. Даже в бытовой лексике мы предпочитаем рубленые формулировки: «Это ерунда!», «Ты не прав!» и т. п. Американцы обычно изъясняются деликатнее, их речь изобилует выражениями типа «по-моему», «вероятно» и т. д. Русский перед такими формулировками теряется, недоумевая, как, например, понимать фразу: «Возможно, вы правы», – то ли с тобой соглашаются, то ли нет. Такой контраст между сильными выражениями и напористой аргументацией с одной стороны и американским «вежливым плюрализмом» – с другой нередко приводит к серьезному недопониманию и даже к взаимным обидам.
Два коротких слова – «пожалуйста» и «спасибо», используемые как формулы вежливости, также могут посеять непонимание. В то время как по-русски вежливая просьба часто бывает выражена через интонацию, в английском языке слова «пожалуйста» и «спасибо» повторяются столь часто, что по-русски это звучит комично и неуместно. Внедрение такой манеры в деловое общение на русском языке до сих пор воспринимается многими с недоумением и приживается с трудом. Однако необходимо помнить: если русский, даже по домашним меркам очень хорошо воспитанный, упускает в разговоре с американцами «волшебные слова», его речь покажется собеседникам невежливой.
Да и сама беседа, особенно в компании или в гостях, у наших народов строится по-разному. Русские любят пофилософствовать, порассуждать о высокой политике, о глобальных проблемах. В Америке товарищеские или застольные беседы ведутся в более легком тоне, и проблемы смысла жизни здесь обычно не обсуждают. Поэтому типично русская манера вести беседу нередко воспринимается американцами как занудство, а мы со своей стороны расцениваем их разговоры как легковесную болтовню. К тому же русские часто обижаются, когда американцы мягко (или не очень) прерывают их многословные излияния. Просто здесь не принято подолгу оттягивать на себя внимание собеседников. И обижаться не надо. Просто будьте готовы к тому, что ваш подробный рассказ о творческих исканиях кузена из Воронежа или о семейных злоключениях вашей подруги вряд ли будет дослушан до конца.
Правда, похоже, что такая манера общаться у самих американцев порождает острый эмоциональный дефицит. И они толпами валят к психоаналитикам и психотерапевтам, чтобы за большие деньги заняться тем, чем мы бесплатно занимаемся друг с другом за чашкой чая – изливаем душу. Наверное, поэтому профессия психотерапевта так и не стала у нас массовой. Зачем нам платный собеседник, когда полно бесплатных?
Об этом, наверное, втайне и вздыхают россияне, оторвавшиеся от родных корней. А вовсе не о родных березках, которые, по меткому замечанию Сергея Довлатова, в Америке точно такие же. Хотя задушевной беседой сыт не будешь. А вот доллар – хотя и никуда не годный смысл жизни, но замечательное подспорье в его поисках. Печатают доллары за океаном. И понятно стремление многих соотечественников оказаться поближе к этому живительному источнику. Вот только наиболее комфортно возле этого источника чувствуют себя те, кто научился не благоговеть перед американцами и не презирать их. То есть, оставаясь русским, вести себя немножечко по-американски.
В Париж… по делу… срочно…
Наши представления о других народах, хоть мы и редко отдаем себе в этом отчет, в основном исчерпываются собирательными образами, навеянными популярной литературой и кинематографом. И, лишь столкнувшись лицом к лицу с американцем, индусом или японцем, мы вдруг понимаем, как мало этот реальный человек похож на ковбоя, йога или самурая. Сами русские часто обижаются, когда иностранцы воспринимают их как стихийных экзистенциалистов в меховых ушанках, которые безудержны в гневе и в радости, пьют водку гранеными стаканами и больше всего на свете любят кататься на тройках по заснеженной Красной площади. Честно говоря, наши представления об иностранцах столь же предвзяты и утрированны. Англичанин видится нам чопорным джентльменом в монокле, ревностным хранителем традиций и ценителем тонкого юмора (Мадонна, обосновавшаяся было в Англии, с недоумением заметила: «Мне еще не встретился ни один чопорный англичанин!»). Немца мы представляем педантичным, пунктуальным, немного прижимистым и бываем обескуражены, столкнувшись с гогочущей компанией немецких туристов где-нибудь на средиземноморском пляже.
Французам в этом отношении особенно «повезло». Благодаря стараниям Мопассана и Дюма, Эдит Пиаф и Коко Шанель, Алена Делона и Брижит Бардо Франция видится нам роскошной жемчужиной Европы, страной галантных мужчин и чувственных женщин (хотя «французский поцелуй» и придумали за много веков до сексуальной революции вовсе не французы), страной, где фонтами бьет искрометный юмор и настоящее шампанское.