Три орудия смерти - читать онлайн книгу. Автор: Гилберт Кийт Честертон cтр.№ 90

– Вам нас так легко не поймать. Нам довольно произнести Слово, и мир будет уничтожен.

Затем эта нелепая затычка исчезла из горлышка своей странной бутылки. Тусклый светящийся диск вернулся на свое место. Потянулись томительные секунды ожидания, и наконец сверху донесся шепот его провожатого:

– Он ушел, – произнес Конрад. – Теперь можно подниматься.

Полковник, выбравшись из колодца, огляделся. По-прежнему сияла луна, а они стояли где-то позади домов, образующих полукруг Павлиньей площади. Мерилом головокружительной отстраненности от привычной для него реальности служило то, что он с удивлением увидел полицейских, которых сам же здесь и оставил. Они внимательно слушали то, что с заговорщическим видом шептал им Конрад.

– Через минуту вы сможете войти в дом, – не повышая голоса, обратился Конрад к Гримму. – Я только загляну, чтобы убедиться, все ли в порядке. Но уверен, они все там. Разумеется, возьмите с собой своих людей.

Он скрылся за дверью дома, расположенного, как показалось Гримму, по соседству с местом первоначального налета. Какое-то время полицейские и их шеф терпеливо ожидали снаружи. Они уже начали сомневаться в том, что им стóит входить в это логово злодеев, как вдруг все присутствующие затаили дыхание и замерли, глядя на дом.

Одна из портер взлетела вверх, и в окне показался человек, которого принцесса видела за столиком уличного кафе. Поэт Себастиан стоял у окна и смотрел на луну, как и полагается поэтам. Со своими огненно-красными усами и бакенбардами, в шарфе еще более яркого и романтического оттенка он выглядел как никогда красочно и цветисто. Затем поэт театральным жестом протянул руку к луне и не то запел, не то заговорил, произнося слова протяжно и нараспев. Было почти невозможно представить себе что-то более романтическое в том смысле этого слова, в котором оно почти синонимично слову «идиотизм». Но все узнали те строки, которые он столь пафосно декламировал:

Как змей Аарона все посохи проглотил,

Как солнце едино среди светил,

Как нет богов, но Бог един,

Так Слово произнесет поэт один.

Затем он резко опустил портьеру и исчез. Комната за его спиной снова погрузилась в темноту. Полицейские не верили своим глазам. В такую бессмыслицу и в самом деле поверить было очень сложно.

В следующее мгновение они заметили, что их жутковатый товарищ-заговорщик снова приблизился к ним и в полной тишине шепчет:

– Теперь вы можете войти и всех их задержать.

Гримм во главе своих крепких парней загремел ботинками по ступеням, пробежал по коридорам и ворвался в просторную пустую комнату. Это было довольно странное помещение, посреди которого стоял обеденный стол с четырьмя блокнотами и четырьмя стульями вокруг, словно тут готовились к совещанию. Но еще более странным было следующее: в каждой из четырех стен комнаты имелась дверь со старой медной массивной ручкой, как будто эти двери вели в четыре разных дома. На каждой двери большими буквами было написано имя. «Профессор Фокус» – гласила одна надпись. «Генерал Каск» – было написано на второй. «Мистер Лоэб» – сообщала третья надпись. Четвертая была самой простой: «Себастиан», хотя и напоминала напыщенную манеру иностранных поэтов подписывать стихи именем без фамилии.

– Вот где они обитают, – сказал Джон Конрад, – и, уверяю вас, теперь им не уйти. – После недолгой паузы он добавил: – Но прежде чем мы войдем в их покои и по очереди арестуем, я хочу с вами кое о чем поговорить. О Слове.

– Мне кажется, – угрюмо заметил шеф полиции, – что мы имеем право услышать и само Слово, хотя некто только что сообщил мне, что оно уничтожит мир.

– Не думаю, что оно уничтожит мир, – сосредоточенно отозвался Конрад. – Более того, верю, что оно его возродит.

– В таком случае, – произнес Гримм, – я надеюсь, что когда мы все же услышим Слово, не обнаружим, что оно тоже является шуткой.

– В некотором смысле это действительно шутка, – отозвался его собеседник. – Когда вы его узнаете, то поймете, что это шутка. И она заключается в том, что вы его уже знаете.

– Я совершенно не понимаю, что вы хотите этим сказать, – заявил Гримм.

– Вы слышали Слово двадцать раз, – ответил Конрад. – Вы слышали его всего десять минут назад. Мы все время выкрикивали Слово, и все было ясно, как Божий день, ясно, как наклеенный на стену плакат. Вся тайна этого заговора на самом деле заключена в одном слове. Просто мы никогда не делали из него тайны.

Гримм, глядя на Конрада, насупил брови и гневно сверкнул глазами, в которых мелькнуло нечто, похожее на подозрение.

Конрад с серьезным видом повторил, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово:

– Как солнце едино среди светил…

Гримм громко выругался и ринулся к двери с надписью «Себастиан».

– Да, вы все поняли, – с улыбкой подтвердил Конрад. – Вопрос только в том, какое слово выделить голосом. Или, если угодно, какое слово написать с большой буквы.

– Слово произнесет поэт, – бормотал Гримм, возясь с дверью.

– Да-да, – подтвердил Конрад, – поэт один.

Полковник Гримм распахнул дверь в комнату поэта и обнаружил, что это шкаф. Обычный небольшой шкаф с несколькими крючками для шляп, с которых свисали рыжий парик, рыжая искусственная борода и кричаще яркий шарф популярного поэта.

– Вся история великой революции, – продолжал Джон Конрад спокойным тоном лектора, – весь метод, с помощью которого ее удалось распространить и тем самым создать угрозу великому государству Павония, все время были заключены в единственном слове, которое я только и делал, что повторял. Но вы так ни о чем и не догадались. Это слово «один».

Он шагнул от стола к другой двери, расположенной под прямым углом, – двери с именем профессора. Распахнув ее, продемонстрировал очередной шкаф с крючком, на котором красовался неестественно узкий цилиндр, поношенный дождевик и неприятная маска с парой зеленых очков.

– Это роскошные апартаменты прославленного профессора Фокуса, – пояснил Конрад. – Мне кажется, излишне объяснять, что никакого профессора Фокуса никогда не существовало. Хотя, разумеется, был я, исполнявший его роль. В случае с Лоэбом и Каском я рисковал больше, потому что они реальные люди или, во всяком случае, ими были.

Он помолчал, потирая длинный подбородок, а затем продолжил:

– Все-таки странно, как вы, проницательные полицейские, садитесь в лужу из-за неверия в то, что вам говорят. Вы заявили, что павонийские граждане, видимо, вышколены в ходе этого заговора, ведь они дружно отрицали его существование. В этом они были единодушны, и в этом единодушии вы усматривали признаки заговора. Но на самом деле они ничего не знали, потому что нечего было знать. То же касается международных отношений. Старый генерал Каск неоднократно вам повторял, что он стар, болен и ушел на покой. Так все и есть. Он настолько удалился на покой, что даже ничего не слышал о том, будто его видели на улицах Павонии при полном параде. Но вы ему не верили, потому что не верите никому. Даже принцесса заявила вам, что поэт в своих пурпурных бакенбардах выглядел совершенно неестественно. Если бы вы к ней прислушались, вы бы все поняли. Кроме того, все, включая короля, утверждали: ростовщик Лоэб умер, и это действительно так. Он умер за много лет до того, как я начал выдавать себя за него с помощью таких пустяковых украшений.