Дышим и выздоравливаем. 33 лучших упражнения - читать онлайн книгу. Автор: Рушель Блаво cтр.№ 39

– Дорогой Петрович, ты спишь и улыбаешься, а сюда между тем с минуты на минуту придут Алексия, Колька и Полька.

Внезапно улыбка покинула лицо Петровича, глаза ожили и задвигались, а самое главное – это то, что случилось с дыханием нашего Петровича. Оно буквально за пару-тройку тактов перестало быть ровным и тут же сбилось, разорвалось, зашелестело…

Это было самое настоящее неровное дыхание влюбленного человека. Наш Петрович был с нами! Но для приведения его в адекватное состояние потребовался еще один шаг. Ведь пришедший в себя Петрович стал немедленно искать глазами Алексию и близнецов, а не найдя их, вопросительно посмотрел на нас.

И тут Настя сказала Петровичу:

– Понимаешь, и Алексия, и Колька с Полькой не здесь. Они в Петербурге, в вашем с Алексией доме. Сейчас, наверное, готовятся к ужину, потом Алексия поиграет с близнецами, уложит их спать, когда они вконец умаются. Затем она сядет за компьютер и займется поисками в архивах и библиотеках чего-нибудь сверхважного. Скоро ты увидишься с ними, ведь мы уже собираемся домой.

И все же недоумение по-прежнему не покидало Петровича. Настя посмотрела на него и рассмеялась. Глядя на то, как смеется Настя, начали смеяться и все мы, а вслед за нами захихикал и сам Петрович. Кажется, наш друг приходил в себя. Мы по очереди обнимали Петровича, и он даже прослезился от столь теплого приема. Мессинг, несмотря на всю патетичность момента, решился на вопрос (думаю, на правах тестя Петровича):

– Все-таки очень хотелось бы узнать, что происходило с вами с самого утра и до того момента, как вы оказались здесь. Не соблаговолите ли, дружище, рассказать нам; отчитаться, так сказать. Тем более что мой взор видит что-то такое, чего, возможно, не видят другие. Впрочем, об этом я потом расскажу. Пока же хочу выслушать вас, голубчик.

Петрович улыбнулся, но на сей раз не по-лемурийски, а вполне по-человечески. Далее он рассказал следующее (его рассказ записан мной уже в Петербурге, по возвращении из экспедиции).

Я проснулся утром в пещере и думал, что все еще спят. Однако увидал, что Настя и Леонид уже покинули место ночлега. И тут мне стало не по себе: умом я понимал, что с ними ничего страшного не случится, но чувство тревоги не оставляло. Потому я немедленно вскочил и ринулся к выходу из пещеры. Почему-то в те минуты мне показалось, что опасность подстерегает Настю и Леонида.

Я выбежал наружу и сразу и увидел наших товарищей, стоявших на самом краю обрыва и державшихся за руки. Вот тут-то и показалось мне, что к Насте и Леониду приближается что-то огромное, черное и страшное. Теперь уверен я, что было это видение, не более, но в тот миг голову бы дал на отсечение, что это – реальность.

Я крикнул так громко, как только мог. Настя и Леонид обернулись на мой крик. Было это последнее, что я смог разглядеть в то утро на поверхности земли, потому что сразу вслед за тем эта самая земля вдруг ушла у меня из-под ног и устремилась вверх – так мне тогда показалось. Ну а я стал падать. Не думаю, что это падение длилось долго, но было полное ощущение замедленной съемки. И еще: все то время, пока я падал вниз, я вспоминал, как читал Кольке и Польке «Алису в Стране чудес». Там героиня тоже падала и падала, и падение длилось так долго, что она даже опасалась, что вылетит с другой стороны земного шара, там, где живут антиподы. У меня до этого не дошло. Хоть и медленно падал, хоть и стены мокрые разглядел в деталях в процессе своего падения.

Сразу понял, что нахожусь в глубине той самой третьей пещеры, про которую мы говорили накануне. Посмотрел вверх, ожидая увидеть там круг света, указывающий на то место, из которого я прилетел. Однако надо мною нависла темнота. Тогда я стал осматриваться по сторонам. Повсюду было темно, и только с одной стороны струился мутноватый, но все же ощутимый свет, сиреневый, мягкий, манящий. Мне ничего не оставалось, как пойти на этот свет. Так я и сделал и вскоре оказался в зале, все пространство которого было заполнено сиреневым светом, источник которого не был виден.

Я стал осматриваться. Меня неприятно поразило то, что в этой зале стояла гнетущая тишина, от нее даже уши закладывало. Первым помышлением было уйти. Впрочем, я пока не понимал, как отсюда можно уйти, ведь я же не знал, где находится выход.

Тут я увидел человека, и сначала я не придал значения его явно нестандартным габаритам. Меня удивило другое. Этот человек сидел неподвижно, скрестив ноги, смотрел куда-то сквозь меня. Но самое главное – он улыбался… Могу точно сказать, что улыбка эта – один в один есть та, что видели мы все в пещере, которую охраняли две кобры.

То, что человек этот был жив, не вызывало сомнений, потому что он… дышал. Я подошел к нему так близко, что смог разглядеть и его глаза, и его улыбку, и вздымающуюся от ровного дыхания грудь, и толстый слой пыли, покрывавший голову, плечи, спину, колени этого человека.

Теперь уже видел я, что это гигант. Сразу вспомнил я ипсилон Мессинга и подумал, что, возможно, напротив меня сидит не кто-нибудь, а чуть ли не сам Будда. Хотя, пожалуй, на Будду этот пыльный великан походил мало. Когда я летел вниз и сравнивал себя с Алисой из Страны чудес; теперь же, когда я разглядывал гиганта, вспомнил еще одну книжку, которую читал Кольке и Польке – про Гулливера в стране лилипутов. Я посмотрел в глаза моего Гулливера, и стало мне так легко, так хорошо, так свободно.

Это была какая-то эйфория, так радостно мне бывало только в раннем детстве. Невольно я улыбнулся, глаза заслезились. Почти сразу ощутил, что вся моя сущность теперь сосредоточилась только на улыбке, которую я позаимствовал у «Гулливера». Внутри меня все нарастало ощущение счастья, благополучия, свободы. Дыхание мое выровнялось – это, пожалуй, было самое яркое ощущение из пережитого в пещере. Я и сам не заметил, как присел напротив улыбающегося великана, как скрестил ноги, уподобляясь ему. И глаза его теперь смотрели в мои глаза. Мы стали улыбаться друг другу и вместе ровно дышать. Больше ничего не было. Ничего.

Только откуда-то издалека до меня донесся знакомый голос, который назвал самые родные, самые любимые для меня имена. Тогда я очнулся от наваждения. Ровное дыхание я при этом потерял, но зато вернулся к реальности. Да, я был счастлив, пока сидел напротив улыбающегося великана. Но признаюсь, что это счастье – не для меня, потому возвращение в наш мир стало великой радостью.

Когда Петрович рассказал, что с ним случилось в пещере, наши вопросительные взгляды обратились к Мессингу – все помнили, что Мишель хотел нам еще поведать что-то такое, что он увидел в своем зяте, но что мы пока не видели. Мессинг сказал следующее:

– Дорогие коллеги, как только Петрович пришел в себя, я сразу увидел… нет, ощутил нечто, окружающее нашего Петровича… Словно какая-то дымка, туман, марь… кажется, что ощутил я в тот момент материализованную ауру нашего Петровича. В это трудно поверить, но аура его была золотой! Она сияла. Если улыбка нашего друга там, под землей, была какая-то искусственная, что ли, то искрящееся золото было настоящим. А уж я-то могу отличить фальшивку… И вот теперь я размышляю: то состояние, в которое Петрович впал в пещере, увидев спящего и улыбающегося великана, – хорошее или плохое?