Холли широко улыбнулась, на ее глаза навернулись слезы.
– Меня номинировали на премию «Винодел года»! – Она подпрыгнула, взвизгнув, а потом бросилась к деду и обняла его за шею.
– Я знал! – Гус, смеясь, погладил ее по спине. – Я догадался, когда он позвонил и настаивал, что должен переговорить с тобой. Я так обрадовался, когда услышал, что вы вернулись. О, Холли, как я горжусь тобой! Тебя должны были номинировать еще в прошлом году. Я всегда говорил, что тебя обделили. Но нынешний год твой!
Фыркнув, она вытерла влажные щеки и выпрямилась:
– Дедуль, это всего лишь номинация. Не забывай, помимо меня еще шесть кандидатов. Я против жесткой конкуренции.
– Но ты заслужила эту премию больше остальных, моя девочка, – сказал старик. – Это надо отметить! – Он поехал к холодильнику и достал оттуда бутылку игристого вина.
Холли вытирала слезы с лица.
– Отлично, – сухо произнес Франко, пожимая ей руку. – Это серьезное достижение.
– Разве так поздравляют номинанта на премию «Винодел года»? Неужели вы не найдете более подходящих слов, Франко? – проворчал Гус.
Франко мог бы покачать головой и уйти. Слишком свежи были воспоминания о поцелуе на пристани. Но, увидев панику в глазах Холли, он заставил себя улыбнуться.
Она округлила бирюзовые глаза и поджала розовые губы.
– Поздравляю, Холли! – сказал он.
Она была напряжена до предела, когда он притянул ее к себе. Он целомудренно прижался губами к ее щеке и почувствовал прикосновение ее упругой груди к своей.
Когда Франко отпустил Холли, Гус рассмеялся:
– Ну, так намного лучше.
Холли считала иначе. Она принялась доставать бокалы. Ее щеки горели, грудь покалывало. Восторг от номинации на премию смешивался с волнением совершенно иного рода.
– Когда объявят имя победителя? – спросил Гус, откупоривая бутылку.
Холли заставила себя сосредоточиться на разговоре:
– По-моему, через три недели. Он извинился за то, что в этом году оповестил номинантов так поздно. Дело в том, что один из судей был за границей.
– А объявление сделают в Сиднее, как обычно? – спросил Гус.
– В Оперном театре. Нас доставят туда на вертолете.
Гус нахмурился, разливая вино соломенного цвета в три высоких бокала:
– Я надеюсь, что достаточно окрепну, чтобы туда поехать.
– Конечно, ты окрепнешь, дедуль. Ты должен быть на церемонии.
Он поднял бокал:
– За Холли Перман! За Заклинательницу виноградных лоз, служительницу Диониса, а в скором времени и австралийского винодела года!
– Дедуль, – предупредила она, подняв руку, но он заглушил ее слова, произнеся очередной тост, на этот раз громче, переполняясь гордостью:
– За Холли Перман, восхитительную внучку Ангуса Пермана!
– За Холли! – сказал Франко.
Холли с трудом сдерживала эмоции. Ее номинировали на самый главный приз в отрасли. Это не просто всеобщее признание того, что она и Гус хорошие виноделы, а признание их мастерства коллегами по виноделию. Она радовалась, видя, как горделиво улыбается ее дедушка.
Глядя поверх бокала с игристым вином, она встретилась взглядом с сероглазым Франко и затрепетала при мысли об их поцелуе, о котором знали только они двое.
Холли было трудно работать в последующие дни. Ей не удавалось полностью игнорировать Франко. Она никак не могла забыть о нем, не могла не смотреть на него и не следить за его работой, когда он оказывался в поле ее зрения.
Холли все больше и больше увлекалась Франко. Ей нравилось, как он двигается, как держит секатор длинными пальцами, как разговаривает, нравился его бархатный голос с акцентом. Франко работал усерднее любого известного ей виноградаря.
И у нее каждый раз екало в груди, когда она ловила на себе его взгляд.
Жизнь Холли практически превратилась в ад.
Франко проработал уже целую неделю. Попивая дымящийся кофе во время перерыва, он размышлял, что, как только закончит обрезку виноградных лоз и подпишет контракт, отправится домой.
Некоторое время назад он радовался этому. Но сейчас он наслаждался работой на винограднике, временно отойдя от управления компанией, находясь в другой части мира.
Кроме того, работа становилась только интереснее. Холли Перман – та еще злючка. Она заявила, что не хочет, чтобы он ее снова целовал, но Франко чувствовал – ее одолевают совсем иные желания. Холли сказала, что он ей не нравится, но в ее бирюзовых глазах, следящих за ним, он уже не видел прежней злобы.
Поэтому оставшиеся пять недель, возможно, совсем не будут бесполезной тратой времени.
– Еще кофе? – предложил Джош, и Франко кивнул.
Над горячей жидкостью поднимались завитки пара.
– Значит, Холли оставила тебя на винограднике одного?
– На время, пока она дает интервью на радиостанции. – Она уже дала не менее десяти интервью после объявления финалистов конкурса. – Холли приедет с минуты на минуту.
– Тем не менее, – произнес Джош, наливая себе кофе и беря кусок кекса, – Холли никому не доверяет свои виноградные лозы.
– Я заметил.
– Должно быть, она считает тебя чертовски хорошим работником.
Они говорят об одной и той же Холли Перман? Кто знает, что у нее на уме? Он точно не знал.
– В этом я не уверен, – сказал Франко.
Какое-то время они молча пили кофе, потом Джош произнес:
– Ты слышал о вечеринке?
– О какой вечеринке?
– У Мамы Анжелы. Анжела Чаваро, живущая по соседству, устраивает в пятницу вечеринку в честь Холли, чтобы отпраздновать ее номинацию. Приглашается вся округа.
– Ну, если пригласили всю округу, значит, и я там буду.
Джош только кивнул. Прожевав кекс и запив его кофе, он спросил:
– Она тебе нравится, да?
Что, черт побери, происходит? Неужели Джош никак не забудет резинку для волос, которую Франко отдал Холли?
– Кто, Анжела? – Франко прикинулся тупым. —
Я ее не знаю.
– Нет, Холли. Тебе нравится Холли?
Франко быстро заморгал.
– Она и Гус отлично работают, – сказал он, тщательно подбирая слова. – И ты им хорошо помогаешь.
– Она всем здесь нравится.
Франко кивнул:
– С-согласен. – Он взболтал кофе в кружке и отпил еще немного.
– Но однажды она обожглась. Тот богатый парень обещал ей золотые горы. Но он просто хотел отобрать у нее виноградники.