Поцелуй с дальним прицелом - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 35

Я даже не обратила внимания на эту загадочную фразу: «Вас навестят…» А ведь можно было над ней задуматься. Почему он не сказал: «Ваш отец вас навестит»? Но я, говорю, на это никакого внимания не обратила. Да, впрочем, скоро все выяснилось.

Я вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась (мы не позавтракали на вокзале, потому что со сна я не хотела есть, да и Никита спешил), и с живейшим интересом накинулась на бумажные свертки.

В них оказалась белая булка, испеченная на манер наших прежних, петербургских французских булок, только длинная, – вкусная и свежая, от которой я немедленно отломила корочку (что и говорить, жизнь в Совдепии избавила от многих предрассудков, в том числе и от некоторых правил приличия!), сыр с острым, непривычным запахом, полфунта масла, пук зеленых салатных листьев, кусок мяса и несколько картофелин да луковиц. И молоко в бутылке. Так странно это выглядело – первый раз я видела молоко в бутылке!

Я смотрела на продукты с недоумением. Их показалось мне очень мало – едва на день. Ну да, в Петрограде я ведь привыкла делать запасы, а тут нужно было возвращаться к правилам прежней жизни: каждый день ходить к булочнику, молочнику, зеленщику и мяснику либо рыбнику. Вот только прежде у меня была прислуга, покупками занимались кухарки, а теперь, видимо, мне придется делать их самой. Ну что ж, это лучше, чем самой стоять в очередях за пайком!

Прибегнув к спасительной мысли, что нет худа без добра, я отыскала нож – в шкафчиках имелся припас самой необходимой посуды, не столовое серебро, конечно, но и не олово, а симпатичный мельхиор. Нож, впрочем, был стальной и очень острый, я откромсала им от мяса порядочный кус, положила на сковородку, потом спохватилась, что без масла пригорит, положила масло и огляделась в недоумении: неужто жарить придется в камине? Ну и как это делать? Что же, прикажете держать сковороду в руках? Так ведь обожжешься! Или надобно ставить ее вот на эту странную треногу?..

Я смутно припомнила книжку французских сказок, которые были у меня в детстве. Камин, да, камин, в котором щедро играет огонь, а над огнем на цепочках висит черный котелок, в котором бабуля в белом чепце и пышной юбке с передником (из-под юбки виднеются деревянные башмаки) помешивает большой ложкой. Из котелка поднимается аппетитный белый пар, который навевает мысли о каком-то вкусном супе или каше, что варила бабуля (вскоре я узнала, что супов французы почти не едят, а мне их очень недоставало какое-то время, потом-то я привыкла к их отсутствию, а каши там готовят такие, что, как говорила уже упоминаемая мною нянюшка-сормовичка, «в рот не вломишь!»). На картинке все это выглядело очень уютно, книжка вообще была великолепно иллюстрирована, и я вдруг уплыла в воспоминания о том, как мы с сестрой листали эту книжку по вечерам, сидя вместе с «большими» в столовой, под шелковым абажуром керосиновой лампы, то углубляясь в книжку, то вслушиваясь в разговоры, и вот начинали слипаться глаза, мы клевали носами, maman строго говорила: «Дети, спать!», мы встряхивались, умоляли: «Десять минуточек, ну еще!» – но уже еле сидели, буквы и картинки расплывались в глазах, и нас уносили в постель на руках, только непременно полагалось съесть еще большую тарелку киселя. Хотя нет, я что-то путаю, киселя нам давали, кажется, только после ванны!

При воспоминаниях о киселе голод мой стал еще острее, и я решилась попытаться изжарить мясо. Я отыскала крюк для подвешивания котелка, отыскала и котелок, даже не один (спустя какое-то время у нас в доме поставили на кухнях печи, но камин еще долго пугал меня воспоминаниями, оттого я с тех пор не люблю каминов, хотя куда от них денешься?!), обнаружила еще какие-то крючья и палки для подвешивания котлов и чайников, освоилась и с треногой для сковороды. Поставила ее в камин, водрузила на нее сковородку, отыскала спички – очень длинные, совершенно не русские и не с коричневыми серными головками, а какие-то розовые – фосфорные, как я узнала потом. И испуганно поняла, что я не имею ни малейшего представления, как разжигать эти угольные комочки, которые горкой лежали в камине…

Я с отчаянием смотрела на сырой кусок мяса, которого мне, похоже, так и не съесть, как вдруг за моей спиной раздался голос – столь внезапный, что я так и подскочила на месте:

– Мясо надобно класть на горячую сковороду, а не на холодную, и на растопленное масло.

Я резко обернулась, изумившись насмешливым высокомерием, с которым звучал этот голос, и проговорила:

– Я бы с удовольствием его растопила, да не знаю, как разжечь огонь.

И тут же пожалела, что произнесла эти слова, мне за них потом еще долго было стыдно, хотя слова как слова, ничего особенного. Мне было стыдно за то, что я их произнесла, что вообще разомкнула уста: нельзя было показывать своей слабости, нужно было встретить ее ледяным молчанием…

Да, это пришла она.

– Да, здесь очень симпатично, – сказала Алёна, оглядываясь. – Уютно… Вы любитель антиквариата? Ух, какой классный компьютер!

У нее аж спина заболела от напряжения делать вид, будто она здесь впервые. Пришлось поудивляться табличке у подъезда, потом испугаться невзрачного лифта, и замяться на площадке, изображая, будто не знает, куда идти, и с преувеличенным интересом рассматривать знакомую обстановку кабинета, старательно обегая взглядом корзинку…

Черт, а ведь Штирлиц из нее получился никудышный. Корзинку-то опустошила, но нет бы задвинуть ее под стол, что ли, а то так и бросила чуть ли не посреди кабинета! Безглазая Анастази внимания не обратила, однако хозяин вполне способен припомнить, что оставлял-то он полную корзинку, а вернулся к пустой. Впрочем, он может решить, что поработала секретарша. А вдруг ей запрещено убираться в кабинете?.. Ну прямо хоть высыпай все из сумки обратно в корзину!

Можно, конечно… Но, во-первых, обратно забрать уже вряд ли получится. А во-вторых, у хозяина может случиться сердечный спазм от изумления, когда он увидит такое: была корзина пустая да вдруг сделалась полная…

Ой, Алёна, а не забылась ли ты? Помнишь, к кому вообще-то притащилась, с кем намерена чаи распивать? Странно, что в присутствии этого человека притупляются все оберегающие, спасающие, предохраняющие инстинкты, зато обостряется тот самый, основной …

– Ну, любовь к антиквариату у меня вынужденная, – тем временем пояснил Никита. – Вся обстановка досталась от деда, поэтому тут в чистом виде модерн начала прошлого века. В 1922 году это был рискованный новодел, сейчас – почтенный раритет. Алёна, вы извините, я отлучусь на минуту. Вскипячу воду и умоюсь, что ли, а то вид у меня, наверное, несколько растрепанный…

И, сверкнув улыбкой, исчез за дверью как раз вовремя, чтобы не дать Алёне начать уверять, мол, вид у него самый что ни на есть соблазнительный, особенно в глазах женщины, обожающей всю и всяческую экстремалку на свете.