Он мертв, трижды мертв, тринадцатикратно покоен.
Отныне все кончено. Месть моя угасает, и ненависть затухает.
Я возвращаюсь вниз, мой брат, учить своей истине. Я возвращаюсь вниз и в Город несу свое слово
[83]
,
Но вернусь я сюда, как только наступит срок
И подниму из воды этот труп великий, что тем временем в минерал превратится,
Из великого каменистого Набонида я сотворю кумира,
Он подтвердит мою истину
[84]
, он подтвердит мое слово,
И Город Родимый получит кумира, изваяние каменное, ну а я
Стану первым из тех, кто живет внизу, стану хранителем истины
[85]
,
Что встретилась мне в Чужеземье.
И придут все ко мне, и станут моими
[86]
, и победит человека камень,
Моя истина в камне, и камень мой — в истине
[87]
».
И, повернувшись к сестре, сказал я: «Пойдем». И встала она.
«Прощай, Набонид Пьер, возвращайся в Город с каменным истуканом,
В Город с истиной возвращайся
[88]
.
Среди людей ты станешь великим, ты станешь всесильным, ты станешь могучим.
И люди услышат тебя. И рты в изумлении разинут
[89]
. И в слово твое поверят.
И последуют за тобою ученики
[90]
, и, возможно, умрут за тебя.
Ты много страдал и будешь отныне сам причинять страданья,
Ибо станешь великим и сильным, вооруженный истиной и истуканом
[91]
.
И Город ты покоришь, и Именем истукана заставишь себя почитать.
Возвращайся и соверши предначертанье великое!
[92]
В Город обратно спускайся!
Дыхание ненависти твоей столь сильно, что сокрушается все вокруг.
Свершив свою месть, ты унаследуешь страшного бога, который никогда не прощает,
Ничему не внимает и непреложно карает. Возвращайся в Город с ношей тяжелой своей и двойственной истиной.
Твоя Истина — двойственна, не забывай о рыбах, не забывай о воде с небес,
И когда вознесется навязчивый памятник, твой монумент, твой истукан».
Повернувшись к сестре своей, вновь я сказал: «Пойдем». И она подошла ко мне.
Склонившись над бездной, я взглядом измерил труп, водой искаженный.
«Возвращайся же к слабым и покажи им сию известковую морду.
Я покидаю Великого Человека, бесформенный Минерал Великий, истинный негалит
[93]
.
Твоей истине двойственной суждено будет камень плавить и мрамор терзать,
И тогда, может быть, по пути я пройду через влажные земли».
Повернувшись к сестре своей, вновь я сказал: «Пойдем». И последовала за мной,
А Пьер возвратился в Город, который внизу, и гигантский попутчик валун
[94]
с ним путь его разделил.
IV. Сельчане
ПОЛЬ:
Вокруг меня во всей своей мерзости простирается деревня, длинная простыня скуки
[95]
и хлорофилла, в которую днем и ночью заворачиваются сельчане. Как получилось, что я опять в это вляпался… паршивая ворсистость пастбищ, плетеные циновки съедобных злаков, отвратительная пучковая волосатость кустарника, шероховатая эрекция больших деревьев… Ах, безмолвие полей… невнятные крики паразитической скотины, эти коровы, присосавшиеся к эспарцету, словно мандавошки к лобковым волосам, эти стадные животные столь зачаточные, что кажутся корнями, которые вылезли из земли, чтобы поедать траву… вялый и неприятный звук качающихся ветвей, этот пассивный и дребезжащий шум, это постоянное склонение по ветру, от которого просто тошнит… лающий говор работников, диалект сельчан… Я ненавижу эту кайму зеленки, что тянется вокруг нашего Города: тусклый альбумин, которым вынужден питаться желток. Только у нас, за камнями наших построек и на булыжниках наших улиц, можно прочувствовать жизнь; именно оттуда она излучается в сторону сельского мрака.