Былое и выдумки - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Винер cтр.№ 85

Происходило это в Америке и получилось так.

В жаркий августовский день, месяцев через пять по моем переселении в Израиль, я вместе с полудюжиной моих однокашников из ульпана трудилась в кибуце на самой границе с Иорданией. Мы собирали грейпфруты. Ах, какие это были грейпфруты! Сдерешь с него толстую желтую шкуру, а внутри он красный, горячий и сладкий-пресладкий! Я таких больше и не едала никогда. Меня вдруг срочно зовут в контору к телефону. Звонят из Министерства иностранных дел, спрашивают, знаю ли я английский. Я самоуверенно отвечаю, что знаю, в надежде, что дадут какой-нибудь перевод. Велят приехать в Тель-Авив. Немедленно. Ничего не объясняют.

Оказалось, что меня хотят послать в Америку с целью пропаганды. Рассказывать американским евреям, как и почему я решила эмигрировать в Израиль, и как это было трудно, и как я этого добилась, и как страдают в СССР другие евреи, которым уехать не удается. И что я увидела в Израиле, и как его сразу полюбила.

Что ж, я не против. Положим, пропаганда – совершенно не мое дело, но мне ведь врать нисколько не придется, все, о чем мне предлагают рассказывать, правда. А в Америку съездить даром совсем даже неплохо. Да еще платить обещают. Я согласна, с одним только условием – ни по телевизору, ни по радио выступать не буду, и в газеты интервью не буду давать. Мне вовсе не хотелось светиться в американских СМИ, у меня ведь в России оставались мать и брат. Начальство поклялось, что никто не будет меня заставлять делать, чего я не захочу. А я, по наивности, поверила. Как будто можно пропагандировать что бы то ни было без газет и телевидения!

Насколько это нереально, я поняла, как только сошла с самолета и вступила в здание аэропорта Кеннеди. Среди встречающих за линией паспортного контроля я сразу увидела порядочную кучку людей с фото– и кинокамерами, один из них держал большой плакат с надписью: «WELCOME, JULIA WIENER!» К счастью, никто из них не знал меня в лицо, присланная им из Иерусалима фотография изображала меня без очков, с многозубой улыбкой и с непокрытой головой. Сейчас на голове у меня был платочек, на носу очки, зубы я скрыла под кислой гримасой и преспокойно прошла через весь зал аэропорта и вышла наружу. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания.

Ловко. И что дальше?

Я в Америке. Не знаю здесь ни одного человека. В кармане обратный билет (рейс через три месяца) и пятьдесят долларов. Как, где искать опекающую меня еврейскую организацию – понятия не имею. Я даже название ее усвоила нечетко. Номера телефона не знаю, да и как тут у них звонят по телефону? Фамилию человека, который должен меня встретить, записала в книжечку, но расслышала, как после выяснилось, неправильно.

Я не позволила панике развиться в полную силу и потихоньку вернулась в зал. Подкралась сзади к встречавшей меня кучке журналистов. Лица у них были скучающие и недовольные, пассажиры моего самолета все уже вышли и толпились вокруг багажной ленты. Где-то там крутился и мой картонный чемоданчик, но мне было не до него.

Человек с плакатом передал его соседу и быстро куда-то пошел. Видимо, выяснять. Я подождала, пока он отойдет подальше, и побежала за ним. Догнала, тронула за рукав и прошептала: «Меня зовут Юлия Винер».

– Ох, слава богу! – радостно воскликнул человек. – А я уж боялся… Добро пожаловать в Соединенные Штаты! Как же это мы вас пропустили? Я – Джерри, – представился он. – Идемте, идемте скорей!

И потянул было меня к репортерам. Но я уперлась:

– Нет, нет, я не могу…

Человек рассмеялся:

– Да вы не бойтесь, это не страшно! Улыбнетесь в объектив, скажете несколько теплых слов, как вы рады очутиться в Америке, стране свободы, и какой это контраст со страной угнетения, из которой вы…

– Нет! Нет!

– Что – нет? – удивился человек. – Почему – нет?

– Я не хочу появляться ни по телевизору, ни в газетах, ни по радио…

– Что значит – не хочу? – приветливая улыбка исчезла с его лица. Он теперь говорил сухо и раздраженно: – Вы обязаны!

– Нет, не обязана! В Тель-Авиве мне обещали, что меня здесь не заставят всего этого делать.

– Ничего не знаю ни о каких обещаниях. И знать не желаю. Идемте сейчас же!

– Не пойду.

Репортеры тем временем обратили на нас внимание и двинулись к нам. Я поскорей повернулась к ним спиной, но они забегáли и прицеливались со всех сторон. Тогда я стала позади своего собеседника, прижалась к его спине и спрятала лицо в воротнике его плаща. Он отталкивал меня локтями и ногами, пытался стряхнуть, но я крепко вцепилась в его плечи и повторяла:

– Не буду сниматься! Не буду сниматься!

Люди в зале начали оглядываться. Джерри прошипел:

– Да отцепись ты, идиотка!

– Не буду сниматься!

– Да хоть слово скажи, люди специально для тебя приехали!

– Не буду говорить!

– Хотя бы для еврейской газеты!

– Не буду говорить!

– Ну и черт с тобой, не будешь, так не будешь. Только отцепись!

И громко крикнул:

– Господа! Съемка отменяется. Интервью тоже. Прошу у всех прощения. Благодарю за ваше время, оно будет оплачено.

Большинство репортеров немедленно удалились, остались двое, стали спрашивать, в чем дело. Я кое-как объяснила, они явно ничего не поняли, пожали плечами и тоже быстро ушли. Я осталась наедине с человеком, которого только что так опозорила.

– Тебе не стыдно?

– Нисколько, – сказала я. – Это вам пусть будет стыдно. Обещания надо держать.

Он устало отмахнулся:

– Ты хоть понимаешь, что ты мне теперь совершенно не нужна?

– Вы мне тоже не очень-то нужны.

– Ноль, пустой номер. Негодный бракованный товар.

– У вас что, своя лавочка? Чем торгуете?

– Не твое дело. Да ты вообще зачем сюда приехала?

– Меня послали!

– Зачем?

– Встречаться с евреями. Рассказывать про себя и про Израиль.

– Без газет и телевидения?

– Да.

– О черт! (На самом деле он сказал «oh, shit!») И что мне теперь с тобой делать?

– Не знаю.

– А кто знает? Вот брошу тебя здесь, и делай, что хочешь.

– Отправить обратно домой.

– Покажи билет.

Я показала.

– Н-да, не так-то это просто. Надо тебе новый билет покупать. Мы и так уже кучу денег на тебя выбросили.

Короче, он решил на ночь поселить меня в уже заказанном номере гостиницы, а завтра, он сказал, попытаюсь тебя кому-нибудь продать. Ну точно, настоящий лавочник. Интересно, как это он будет меня продавать? Мы забрали мой чемоданчик, одиноко крутившийся на конвейере, и поехали в город.