«Меня зовут Тереза. Или просто Тез… Хочу перед тобой извиниться», – сказала она, стоя на тротуаре на Девятнадцатой улице.
Я не понимала, за что она извиняется, но женщина продолжила:
«Я прочитала статью о тебе и приклеила вырезку на холодильник, и она уже несколько недель там висит. У меня нет денег, чтобы тебе помочь. Я пыталась придумать, чем я могу быть тебе полезной и, наконец, придумала – вчера я стирала вещи дочки и решила, что я могу стирать вещи и тебе. Тебе же должен кто-то с этим помогать? Ведь у тебя загруженный график».
Я в изумлении на нее смотрела и не знала, что ответить. Она продолжила:
«Ну, ведь у тебя есть грязное белье? Давай я буду его стирать».
С тех пор она раз в неделю подъезжала к школе на своем серебристом мини-вэне, забирала грязную одежду и оставляла мне чистую и аккуратно сложенную. Иногда в одежде я находила пакет печенья.
«Я не в состоянии тебе серьезно помочь, но все же», – говорила Тереза.
Так что я училась, а Тереза стирала мою одежду.
Люди старались помочь мне самыми разными способами. Когда все это началось, я с подозрением отнеслась к происходящему. Я отказывалась верить, что люди, не являющиеся мне родственниками или близкими, готовы для меня что-то сделать только потому, что прочитали обо мне статью в газете. Я не ожидала, что «другие люди» захотят мне помочь. Но они, тем не менее, помогали. И ничего от меня не требовали и не просили.
Впервые в жизни я начала понимать, что между нами нет никакой разницы и все мы люди. Между людьми, добивающимися своих целей, и мной, если я была готова трудиться и могла получить немного помощи, не существовало никакой разницы.
Самым любимым подарком, который я в то время получила, было лоскутное одеяло ручной работы, которое мне прислала женщина по имени Дебби Файк. К этому выдающемуся одеялу была приложена открытка с текстом: «В общежитии бывает холодно. Пусть тебе будет тепло от мысли, что люди о тебе заботятся».
* * *
Я очень хотела, чтобы меня приняли в Гарвард. Очень. Я получила письмо от университета, в котором было написано, что меня поставили в лист ожидания. Я не стала расстраиваться и начала ждать. Ответ не был отказом, поэтому шанс, что меня примут, существовал.
Когда у меня появлялась возможность, когда мне давали шанс, как, например, с Академией, стипендией New York Times или помощью «Бригады ангелов», очень многое в моей жизни менялось.
«Кто знает, может быть, я еще стану студенткой Гарварда», – подбадривала я себя. Однако глубоко внутри я начинала сомневаться и думать, что удача перестала мне улыбаться. Может быть, я прошу у жизни слишком многого?
Меня страшила неуверенность. Я отказывалась сдаваться и регулярно звонила и писала в университет. Преподаватели Академии помогли мне со вторым интервью в Гарварде. Они также связались с нью-йоркской организацией под названием «Новое видение», которая помогала альтернативным школам. Сотрудники этой организации отвели меня в магазин Banana Republic, чтобы я могла приобрести за их счет одежду делового стиля. Лиза пошла со мной, чтобы помочь советом, и мы веселились, как дети, бегая между рядами внутри магазина. Мы выбрали длинную черную юбку, свитер и туфли.
Мое второе интервью прошло успешно, и после его окончания мне сообщили, что ответ я получу в письме. Я стала ждать.
Последние несколько недель перед окончанием школы я ждала появления почтальона. Мои учителя в Академии говорили, что большой конверт будет означать положительный результат, потому что к письму будут прилагаться информационные материалы по предметам и графику занятий. Маленький конверт – это отрицательный ответ, написанный на одном листе бумаги с красным логотипом Гарварда. Казалось, что последние несколько месяцев меня преследует логотип университета, который я видела на многих сайтах, материалах, документах и даже во сне.
У меня буквально началась мания по поводу Гарварда. Сначала я изучала статистические данные о приеме студентов, количестве соискателей и другую общую информацию, такую, как преподаваемые предметы и жизнь в студенческом городке. Я сказала себе, что как соискатель и абитуриент я имею право знать, чем живет Гарвард. Обычно соискателей держат в листе ожидания четыре месяца, но в моем случае я прождала ответа целых полгода. За это время мое стремление узнать о Гарварде все превратилось в настоящую манию.
Кто, например, знает, что во время войны за независимость из окон студенческого общежития выбрасывали пушечные ядра, которые серьезно повредили булыжный тротуар? Или кто слышал о традиции гарвардских студентов устраивать два раза в год мероприятие под названием «Первобытный крик»? Этот ритуал проходит ночью два раза в год перед последним экзаменом. Студенты голыми бегают по площади вокруг памятника основателю университета, чтобы избавиться от экзаменационного стресса. Этот ритуал проводится даже зимой.
Я высчитала точное расстояние от моего дома до Гарварда, которое составило ровно триста километров.
Я сидела перед монитором и находила в Сети бесполезную информацию о Гарварде. Мне казалось, что я с толком провожу время. Я не могла пассивно ждать, мне надо было читать и перечитывать. Это был мой способ борьбы за место.
Осмотр содержимого почтового ящика стал моей главной жизненной задачей. Каждый день я возвращалась из Академии в нашу квартиру у Бедфорд-парка и проверяла почту. Я чувствовала себя словно моя мама, ждущая социального чека. Я стала раздражительной, нетерпеливой, не могла найти себе места и ходила по квартире из угла в угол. Что бы я ни делала, я никак не могла повлиять на решение, которое примет комитет в Кембридже, штат Массачусетс.
Напряженное ожидание было мне хорошо знакомо. Я часто оказывалась в ситуациях, когда должна была ждать и не имела возможности что-то сделать. Это случалось, например, когда я ночами ждала возвращение папы с мамой, ушедших за наркотиками. Я сидела у окна, готовая набрать номер экстренной помощи 911. Я даже не была уверена, сможет ли мой звонок спасти жизнь мамы с папой. Или когда я подрабатывала в детстве. Кто бы накормил меня, если бы я тогда сама этого не сделала? И вот сейчас я ждала ответ из Гарварда.
Каждую пятницу я звонила из Академии в секретариат Гарварда, чтобы узнать свою судьбу. Ответ все время звучал одинаково: «Комитет еще не принял решения», после чего мне вежливо сообщали, что я могу перезвонить позже и что меня обязательно известят по почте.
Но однажды в пятницу я услышала другой ответ. Мне сказали, что по телефону не имеют права разглашать эту информацию, но комитет принял решение по моему вопросу и письменный ответ уже отправлен и, может быть, уже лежит в моем почтовом ящике. Я повесила трубку и поделилась этой новостью с моими преподавателями.
Вот уже несколько месяцев я доставала их расспросами о Гарварде, и они демонстрировали ангельское терпение. Отец Калеба был профессором в Гарварде, и ему досталось больше всех. Сидя в крошечном офисе Калеба, я отвлекала его бесконечными расспросами. «Знает ли его отец, как комитет принимает решения? Получают ли место те абитуриенты, которых поставили в лист ожидания?»