Есть некоторые свидетельства в пользу того, что модель порога полигамности на человеке тоже работает. У кенийских кипсиги богачи, имеющие больше скота, могут позволить себе много жен. Каждая жена богача чувствует себя не хуже, чем единственная жена бедняка — и она это знает. По словам изучавшей кипсиги Моник Боргхоф Малдер (Monique Borgehoff Mulder) из университета Калифорнии в Дэйвисе, полигамию здесь добровольно выбирает сама женщина. Назначая свадьбу, она советуется с отцом и при этом прекрасно понимает: быть второй женой мужчины, у которого много скота, лучше, чем первой женой бедняка.
Между супругами одного мужчины формируются товарищеские взаимоотношения, и они разделяют между собой тяготы жизни. Модель порога полигамности у кипсиги прекрасно работает
{287}.
Однако с ней есть две сложности. Первая — в том, что она упускает из вида мнение первой жены, которой совершенно не хочется «делиться» своим мужем и его богатством с другими. Известно, что у мормонов штата Юта первые жены возмущаются появлению вторых. Мормонская церковь официально отказалась от полигамии более века назад, но в последние годы несколько фундаменталистов возобновили эту практику и начали открытую общественную кампанию в пользу ее официального признания. У старосты городка Биг-Уотер Алекса Джозефа (Alex Joseph) в 1991 году насчитывалось девять жен (и 20 детей). Большинство из них были деловыми женщинами, довольными своей долей, но не все они сходились во взглядах. «Первая жена недолюбливает вторую, — говорила третья из миссис Джозеф, — а второй наплевать на первую. Так что случаются и драки, и ссоры»
{288}.
Если первая жена не желает «делиться» своим мужем с другими, то что в этой ситуации делает муж? Он может силой заставить ее согласиться — что, предположительно, делали многие деспоты в прошлом. Но он может и подкупить ее. Законнорожденность детей первой, но не второй — это преимущество, которое может ее до некоторой степени успокоить. В некоторых уголках Африки законом установлено, что первая жена наследует 70 % состояния мужа.
Кстати, теория порога полигамности заставляет меня задать один вопрос: чьи интересы соблюдаются, когда общество делает полигамию незаконной? Мы, по умолчанию, считаем, что эти законы охраняют интересы женщин. Если уж охранять интересы женщин, то нужен не закон против полигамии, а закон, запрещающий вступление в брак — полигамный или моногамный — против собственной воли. Между тем, для женщины, которая хочет заниматься карьерой, семья из трех человек, несомненно, более удобна, чем из двух: тяготы выращивания ребенка с ней разделяли бы сразу два партнера. Как недавно сказал один мормонский юрист, существуют «убедительные социальные причины», делающие полигамию «привлекательной для современных деловых женщин»
{289}. А теперь подумаем о действии полигамии на мужчин. Если многие женщины решат стать вторыми женами богачей, а не первыми женами бедняков, то возникнет нехватка незамужних девушек, и многим мужчинам придется оставаться в безбрачии. То есть законы против полигамии, далекие от того, чтобы оберегать права женщин, возможно, делают больше для защиты прав мужчин
[65]
.
Давайте сформулируем четыре правила теории систем спаривания: 1) если самке выгодно выбирать моногамного самца, то возобладает моногамия — но только, 2) если другие мужчины не смогут принуждать ее к спариванию, иначе возникает полигамия, 3) если самки чувствуют себя не хуже, выбирая уже женатых мужчин, то возникает полигамия — но только, 4) если замужние женщины не могут помешать своим мужьям заводить новых женщин, иначе возобладает моногамия. Удивительный вывод теории игр состоит в том, что самцы, несмотря на активную роль в соблазнении, возможно, во многом являются лишь пассивными наблюдателями своей брачной судьбы.
Зачем нужна сексуальная монополия
Но теория порога полигамности слишком птицецентрична. А ведь практически все млекопитающие совершенно не вписываются в порог полигамности, поэтому четыре приведенных выше правила для них попросту неуместны. Самцы, порой, бывают настолько бесполезны для самок во время беременности, что последних не беспокоит, изменяют ли им первые. Человечество — удивительное исключение из этого правила. Мы так долго выкармливаем своих детей, будто они — птенцы, а не детеныши млекопитающего. Для женщины гораздо выгоднее выбрать холостого мужа-тряпку, который будет оставаться рядом с ней и помогать выращивать детей, чем похотливого вождя, который и пальцем не пошевелит, чтобы помочь ей вырастить ребенка. К этому я еще вернусь в следующей главе. А сейчас забудем о людях и обратимся к оленям.
Самке оленя нет особого смысла монополизировать самца — он не может производить молоко и не приносит детенышам корм. Поэтому система спаривания оленей определяется поединками самцов, что, в свою очередь, определяется расселением самок. Если они живут стадами (как у благородных оленей), то самцы могут заводить себе гаремы. А если в одиночку (как у косуль), то самцы территориальны и, в основном, моногамны. Каждый вид, таким образом, имеет свою систему спаривания, зависящую от поведения и расселения самок.
В 1970-х зоологи начали исследовать системы спаривания — чтобы выяснить, чем именно они определяются. Был даже придуман новый термин — социоэкология. Лучше всего он прижился в исследованиях социального поведения антилоп и обезьян. Всего два исследования помогли выяснить, что системы их спаривания могут быть предсказаны исходя из экологии вида. Маленькие лесные антилопы привередливы в питании — поэтому живут поодиночке и, соответственно, моногамны. Антилопы среднего размера, обитающие на открытых слегка залесенных пространствах, живут небольшими группками и формируют гаремы. Большие равнинные антилопы (вроде канна) живут огромными стадами и в половых связях неразборчивы. Сначала сложилось ощущение, будто похожая система работает и у обезьян. Маленькие ночные галаго одиночны и моногамны, листоядные индри живут гаремами, обитающие на лесных опушках гориллы формируют маленькие гаремы, шимпанзе, обитающие в лесистых саваннах, живут большими неразборчивыми в половых связях группами, обитающие в травянистой местности бабуины формируют большие гаремы или группы, в которые входит много самцов
{290}.
Начинало казаться, что за этим экологическим детерминизмом скрывается какой-то глубокий смысл. Его логика в том, что самки млекопитающих распределяют себя в пространстве безотносительно характера полового размножения — живут одиночно или в разной величины группах, согласно диктату условий пропитания и безопасности. Самцы пытаются монополизировать столько самок, сколько возможно, охраняя их группы напрямую или защищая территории, на которых они живут. Одиночные широко разбросанные в пространстве самки оставляют самцу только один вариант: монополизировать местообитание единственной самки и быть ее верным мужем (гиббоны). Самки, живущие поодиночке, но не так далеко друг от друга, дают самцу шанс монополизировать местообитания двух или более самок (орангутанги). Маленькую группку самок можно монополизировать целиком, превратив ее в гарем (гориллы). В больших группах самец вынужден «делиться» с другими самцами (шимпанзе).