Ничего страшного. Неуспеваемость излечима! - читать онлайн книгу. Автор: Оливье Револь cтр.№ 4

Во втором классе я перешел в другую школу, но ничего не изменилось — те же неловкость и неуклюжесть, то же невнимание, в результате которого день кажется бесконечно долгим; поневоле начинаешь нервничать и суетиться. Лет десять назад я встретил одну из моих воспитательниц в детском саду, она пришла на консультацию к моему тогдашнему начальнику. Растрогавшись от нашей встречи, она призналась профессору Режи де Виллару: «Он такой был славный малыш, но в классе должен быть только один такой ребенок, не больше». По легенде, он ответил: «То же самое — среди больничного персонала».

Двигательная активность и леворукость и поныне со мной. Надо было с этим жить, приспосабливаться, компенсировать развитой речью, стараться заинтересовать, придумывать способы успокоиться… Получилось. Начальную школу я заканчиваю неплохо. Первый в классе по устным предметам, легкое отставание по письменным.

В среднюю школу я отправляюсь на гребне этой волны. В лицея Ампер меня принимают тепло, и первые месяцы по инерции проходят неплохо. Но потом начинаются трудности. Я мал ростом, суетлив и ничего не смыслю в математике. Первые неудачи, первые огорчения, замечания учителей, призванные помочь, но в этой ситуации губительные.

«Следует проявлять больше внимания и усидчивости». Где ж их взять-то?

«Пишите аккуратней!» Не получается…

«Недостаточно сознательный и взрослый». Увы…

В общем, мне постоянно пеняют на мои недостатки. Обидно и несправедливо.

Я отыгрываюсь (во всех смыслах) на шахматах, бросая таким образом вызов всем вокруг. В одиннадцать лет я выигрываю турнир лицея. Ученик выпускного класса, который вручает мне приз, поражен моим «детским» видом.

«Вот этот что ли победил?» Лестно слышать. Я отмщен.

Выбор второго языка позволяет мне отчасти избавиться от клейма неудачника, а значит, начать нормально существовать. Мама советовала испанский, отец — немецкий. Я выбираю арабский: впервые мне можно писать в правильном направлении! Во всем лицее только двое учат арабский; мне нравится быть не таким, как все.

Долго ли коротко ли, время средней школы пролетает. Каждый год классный совет предлагает мне остаться на второй год, но я цепляюсь за свои два года форы, которые были единственным видимым доказательством (возможно иллюзорным) моих способностей и возможностей, сведенных к минимуму рассеянностью и неуклюжестью.

Переход в высшую школу в Тринити лишь яснее обозначает проблему. В математике и физике я ничего не понимаю! Несколько студентов-«технарей» выбиваются из сил, занимаясь со мной по вечерам. (Я задаюсь вопросом, почему же этих студентов, подтягивающих отстающих ребят, так часто зовут Себастьянами). От этого моя неприязнь к точным наукам только растет. По сути дела я нуждался тогда не в дополнительных часах и учителях, а в наставнике, который научил бы меня учиться и тем самым сделал мою жизнь гораздо проще (я настоятельно рекомендую подобный шаг родителям подростков, у которых проблемы с успеваемостью) Но это слишком современная практика, тогда такое не было принято.

И вот картина темнеет, адская спираль начинает раскручиваться. Неверное действие рождает противодействие: я начинаю вести себя развязно и равнодушно, чтобы спасти лицо. И происходит недоразумение, которое я многократно наблюдал у своих маленьких пациентов: «плохо работает на уроках, невнимателен…» И никому в голову не придет, что человек просто ничего не понимает! То есть что внешнее отсутствие интереса лишь маскирует затруднения.

Единственная стратегия, чтобы окончательно не пойти на дно — всесторонне проявлять свои сильные стороны: английский, естественные науки, история с географией — на высоте. «И к тому же, он выбирает, что учить, а что нет!»

Нет же, он делает то, что может…

Сколько раз я ловил себя на том, что мечтаю о волшебной палочке! Самое заветное желание: хорошо учиться!

В конце концов наступают выпускные экзамены на степень бакалавра. За письменные экзамены — никаких сюрпризов: 4 из 20 по математике и 4 по физике. По остальным письменным предметом средняя оценка около 8, в общем, нужно нагонять общий бал на устных. Невозможно? Немного везения, и ура, получается! Диплом «D» со скрипом, но получен. Не блестяще, конечно. И к тому же слишком рано для того, чтобы идти на врача. Я еще не готов.

То ли проявление мудрости, то ли верх мазохизма — я решаю пересдать экзамены через год, чтобы получить диплом «С». Чтобы уверенней сдать математику и физику. Поскольку у меня уже есть диплом «D», мне нужно пересдать только эти два предмета. Девять чесов математики и семь часов физики в неделю. Путешествие на край скуки. Те, кто сдавал на «С» были в лицее элитной прослойкой. Среди них было много одаренных подростков. У самых ярых глаза загорались при виде нерешаемого интеграла или уравнения с тысячью неизвестных. Я сижу на задней парте и убиваю время — ведь я абсолютно чужд этих прелестей. Моя рассеянность была тогда в зените. Я переживаю ежедневный кошмар, пытаясь смирить себя хотя бы до такой степени, чтобы сидеть спокойно. Тетрадка по математике преображается в песочные часы. Я черчу шариковой ручкой вертикальную полоску, на ней отмечаю черточками минуты — каждые пять минут длинная черточка, двенадцать групп из пяти минут, и все, час занятий подходит к концу. Обычно, правда, за ним следует второй.

Сколько времени для размышлений о жизни, о юности, о девушках, столько забот, неизвестных математическим умам моих одноклассниках. Эти тревожные мечтания порой прерывает резкий оклик: «А что думает Оливье Револь по поводу этой аксиомы?» Одноклассники сочувственно улыбаются. Я оставлен на два часа после уроков. Когда б я мог что-нибудь сделать; я экспериментирую с принципом двойного наказания.

А мне плевать, эти часы я провожу в прокуренном кабинете папаши Арно, закоренелого игрока в шахматы, который и сам радуется такому стечению обстоятельств. Я часто вспоминаю эту длинную комнату, где он ждет меня, лукаво поглядывая, дескать, неплохо устроился старый шахматист: «Я изобрел новый дебют, сейчас покажу». Его энтузиазм так пылок, что я иногда подозреваю, что он в заговоре с профессором математики! В этот год я очень сильно продвинулся в шахматах. Что касается учителя математики, он в конце года унижает меня от всей души. За последнее задание я получаю 3 из 20. Рядом с оценкой он написал загадочную ремарку: «мой стакан невелик, но я пью из своего стакана». Когда он спрашивает меня, как я понял его закодированное послание, я предлагаю что-то типа «я знаю мало, но мне этого достаточно». Вот и неправильно! «Это значит, что я не пью из стакана моей соседки». Оказывается, я для скорости списал у Каролины вычисление, которое оказалось неверным. Вновь — оставлен после уроков, вновь — кабинет папаши Арно. Именно тогда я узнаю дебют «Птица», сопровождающийся блестящей жертвой белой королевской пешки, подрывающий основы самой уверенной защиты соперника.

В этот мрачный год единственным оазисом счастья были университетские занятия на курсе английского-арабского в Лион 3. Невероятно, как можно в одночасье оказаться из ада в раю? И так каждый день…