Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета - читать онлайн книгу. Автор: Олег Рой cтр.№ 2

Проклятый галстук! Завяжется он когда-нибудь или нет?!

И это при том, что с мелкой моторикой у меня вообще-то все в полном порядке – ни в химических, ни в биологических лабораториях без этого не управишься. Мирослав (один из моих университетских соседей-музыкантов) даже говорил, что у меня пальцы пианиста. Хотя, быть может, это была тонкая издевка: у какого пианиста на пальцах столько химических ожогов? Это потому, что я немного рассеян. Не настолько, чтобы сварить часы вместо яйца, но излишне задумчив – безусловно. Впрочем, Алекс утверждает, что рассеянность частая спутница одаренности.

Виделись мы с ним очень редко, хотя, планируя дипломную работу, я просил его стать моим научным руководителем. Сославшись на занятость, Алекс отказался (хотя тему работы подсказал именно он). Но незадолго до защиты, ранним майским утром, лично появился вдруг у меня в кампусе и потащил в плавучее кафе на набережной. Когда мимо пролетал катер или гидроцикл, настил, на котором стояли столики, слегка покачивался.

Я пил свой любимый кофе глясе, Алекс прихлебывал из крошечной чашечки густой эспрессо.

– Ты, наверное, голодный? – скорее сообщил, чем спросил он, вытаскивая из кармана замшевый мешочек и доставая оттуда трубку. По-моему, такой мешочек называется «кисет» или как-то в этом роде (все-таки я удивительно равнодушен к бытовым мелочам и оттого нередко демонстрирую невежество в том, что кажется общеизвестным).

Словно в ответ на эту реплику, у столика неслышно возник кельнер.

– Будьте добры, принесите юноше континентальный завтрак, – не глядя на него, распорядился Алекс. – А мне пепельницу, пожалуйста.

Раскурив трубку, он протянул мне старомодную флешку – на развалах в подземных переходах такие можно купить за пару евроцентов:

– Тут твои дипломные наработки, – сообщил он, отстраненно глядя на проходящий мимо прогулочный катерок, – и еще кое-какие дополнительные материалы. Новые. Ни в научных журналах, ни в Сети ты этого не найдешь. Прочитаешь и завтра к десяти явишься ко мне в лабораторию, ту, что в пригороде. Тебя будет ждать мой ассистент. Подпишешь соответствующие документы, получишь ключи и коды к экспериментальному оборудованию. Времени остается немного, так что тебе придется поторопиться.

Я замер от восторга: загородная лаборатория Алекса была для меня круче и желаннее, чем Мекка для правоверного мусульманина. В свое время мой учитель получил грант от корпорации Гарри Фишера – своего рода биотехнологической империи – для работы в области генной инженерии, и теперь его лаборатория мало чем уступала исследовательским центрам Байера или Гентеха, с которыми Фишер успешно конкурировал.

Вообще говоря, этот человек был своего рода легендой. «Легендой с привкусом крови», как писали особо саркастичные журналисты. В самом начале третьего тысячелетия юный (он тогда был примерно моего теперешнего возраста) Гарри переселился в Штаты, где начал с изготовления ортопедического оборудования. Потом к изготовлению добавилась разработка – Фишер ожесточенно (как говорят, не гнушаясь никакими средствами: ничего личного, просто бизнес) боролся за место под солнцем. При этом сам он не ученый, но перспективных ученых вместе с их исследованиями чует, что называется, с другой стороны земного шара – и переманивает к себе. И сейчас он не только общепризнанный монополист в производстве ортопедических товаров (от стелек против плоскостопия до киберпротезов рук, ног и даже глаз), но и успешно захватывает соседние области. Даже вездесущие китайцы не могут потеснить его с рынка, а это говорит о многом.

В общем, как писал один русский баснописец, после слов Алекса у меня «от радости в зобу дыханье сперло». Но я справился и, сдержанно кивнув, спокойно (хотя чего мне это стоило!) произнес:

– Большое спасибо, учитель, – после чего занялся очень кстати появившейся передо мной яичницей с колбасками. Аппетит у меня, правда, пропал (не терпелось посмотреть, что за материалы на флешке), но еда – отличный способ скрыть волнение.

Алекс, ухмыльнувшись в усы, продолжал невозмутимо попыхивать своей трубкой. Кстати, если бы не усы, он был бы как две капли воды похож на версальскую статую Юлия Цезаря работы Никола Кусту – разумеется, без лаврового венка и в современной одежде. Я иногда думал, не затем ли учитель отпустил усы, чтобы скрыть это сходство? С него бы сталось. Ему неинтересно было быть похожим на великого правителя древности, его не устроило бы даже быть его современной копией, он мог быть только первым.

Мы молчали: я ел, не чувствуя вкуса, Алекс, напротив, откровенно наслаждался своей табачной отравой. Когда я расправился наконец с яичницей – даже остатки желтка подобрал кусочком хрустящей хлебной плетенки, учитель небрежно бросил на поднос мятую синюю купюру и, обращаясь, судя по направлению взгляда, к сидевшей на перилах толстой чайке-попрошайке, резюмировал:

– Гм, значит, химические, физические и механические методы превращения неполного доминирования в кодоминирование. Туманная, практически неисследованная область генетики. Ладно, для дипломной работы сойдет и такая формулировка, возможно, впоследствии придется ее уточнять и вообще менять… Итак, не забудь и не опаздывай. Завтра к десяти. Можешь взять такси, ассистент расплатится. Будь здоров. До встречи.

Он стремительно удалился, оставив меня ошарашенно глазеть на эту самую чайку. Нет, чайка меня не интересовала. А вот тема – тема влекла чрезвычайно. Еще с первого курса, когда я размышлял над двумя совершенно одинаковыми внешне и абсолютно различными биологически цветками. И сейчас я, как умел, пытался развернуть в эту сторону свою дипломную работу, но мне не хватало материала. Более романтический юноша решил бы, что у Алекса интуиция на грани телепатии, но я, как здравомыслящий исследователь, понимал: учитель все эти годы наблюдал за моей учебой. Издали, не приближаясь, но наблюдал.

Эта мысль грела, как ни странно, даже сильнее, чем научные перспективы. Должно быть, потому, что каждый детдомовец живет с незаполненной пустотой в душе. Нам не хватает того, от чего обычные люди порой бегут, – участия. Внимания, интереса, которые могут иногда показаться навязчивыми до раздражения. Но все равно – пусть будут. В детдоме, даже самом лучшем (а «Святой Стефан» был из самых-самых), очень рано начинаешь понимать, что, как бы о тебе ни заботились, никому ты на самом деле не нужен, ты один во всем мире. Конечно, в муниципальных интернатах все еще хуже. Но даже в нашем, монастырском, где всем заправляли монахи… Они посвятили свою жизнь служению Богу – и служили, служили, служили. Истово, с полной самоотдачей – а мы, воспитанники, были лишь крестом, который они покорно несли.

Разве что для моего духовника, отца Александра, я был субъектом, а не объектом. Вот странно: самыми значимыми и близкими людьми для меня стали два Александра, люди, совершенно во всем друг другу противоположные. Профессор Кмоторович даже выступал несколько раз против отца Александра на публичных диспутах. Но при этом никогда не пытался препятствовать тому, что раз в квартал я ходил к его оппоненту на исповедь, лишь усмехался в усы: мол, вера в «поповские басни» – серьезная помеха на пути к тому, чтобы стать первоклассным ученым. Но я-то давно понял: уровня Алекса мне не достичь никогда, как бы я ни упирался. Нет во мне той искры, той способности к озарению, которая превращает первоклассного ученого в единственного. Возможно, для этого нужно уметь погружаться в исследования, полностью отрешившись от себя, – это мне не дано. Точно так же я не способен отрешиться от себя, чтобы посвятить свою жизнь служению… Богу или другим людям, неважно. Так что мне остается лишь подражать им, великим служителям, следовать за ними, и это следование и составляет смысл моего существования. Этим я, как это ни странно, счастлив. А вот если бы я обольщался несбыточными надеждами на величие – вот это было бы больно. Мой учитель и мой духовный наставник, сами того не ведая, очень быстро научили меня быть реалистом.