– Разумеется.
Он вынул бумажник. И показал водительские права, годные, как она заметила, и для вождения мотоцикла.
Нет, она никак не представляла его таким.
– Я поведу вас наверх. Спасибо, Дуайн.
– Не за что, мисс Эмерсон.
– Могу я оставить здесь чемодан?
Он показал на чемодан на колесиках.
– Конечно. Я уберу его, пока вы не придете.
– Спасибо. Я был в Вашингтоне. Короткая деловая поездка, – сообщил он Лайле, следуя за ней к лифту. – Карликовый пудель?
Он дал понюхать пуделю руку.
– У моей тещи такой, по кличке Киви.
– Это Эрл Грей.
– Счастлив познакомиться.
– Значит, «Грейтфул Дед»? – кивнула она на его майку. Алекси расплылся в улыбке.
– Первый концерт, на который я пошел после приезда в Америку. Я просто преобразился.
– Сколько лет вы живете здесь?
– Мне было восемь, когда мы покинули то, что называлось Советским Союзом.
– Прежде чем занавес поднялся.
– Да. Моя мать была балериной Большого театра, отец – учителем истории и очень умным человеком, который хранил свои политические симпатии в тайне даже от собственных детей.
– Как же вы выбрались?
– Мне и моей сестре позволили посетить «Лебединое озеро» в Лондоне. Отец имел в Лондоне друзей. Он и мать планировали побег месяцами. Ничего не говоря нам, детям. Как-то после спектакля он посадил нас в такси. Мы с Наталией подумали, что нас везут на поздний ужин, но за рулем был друг моего отца. Он с бешеной скоростью провез нас по улицам Лондона в американское посольство, где нам дали убежище. Оттуда мы переместились в Нью-Йорк. Было столько эмоций!
– Еще бы! Для восьмилетнего мальчика. Его родители, наверное, умирали от ужаса.
– Тогда я не понимал, как они рискуют, пока все не закончилось. В Москве мы хорошо жили, как лишь немногие…
– Но они хотели свободы.
– Да. Больше для своих детей, чем для себя, и они сделали нам этот подарок.
– Где они сейчас?
– Живут в Бруклине. Отец ушел на покой, но у мамы есть маленькая школа танцев.
– Они бросили все, – покачала она головой, когда они вышли из лифта, – чтобы дать детям жизнь в Америке. Они герои.
– Да, вы понимаете, как я им обязан… Джерри Гарсия и все остальное… А вы тоже были другом Винни?
– Нет, не совсем. – Она открыла дверь.
– Он был хорошим человеком. И вот – похороны. Такое просто не могло прийти в голову… мы разговаривали несколько дней назад. Когда я читал документы, подумал: Винни с ума сойдет. Не мог дождаться, когда все ему расскажу, вернусь и встречусь с ним, и мы вместе сообразим, что делать. А сейчас…
– Я вас понимаю.
Она коснулась его плеча и повела в комнату.
– Потрясающе! Какой вид! А это Георг Третий!
Он устремился к позолоченному шкафчику:
– Прекрасно, само совершенство! Одна тысяча семьсот девяностый год. Вижу, вы собираете флакончики для духов. Этот опал особенно хорош. И это… простите!
Он повернулся к ней и воздел руки к небу:
– Я совершенно забываюсь, когда речь идет о моем хобби.
– Том, которое вы делили с Винни?
– Да. Мы встретились на аукционе, когда боролись за мягкий стул из атласного дерева.
Она услышала в его голосе сожаление и любовь.
– Кто выиграл?
– Он! Очень яростно торговался. У вас исключительный вкус, мисс Эмерсон. И блестящий глаз.
– Просто Лайла, и я не…
Из лифта вышел Аш и, глянув на Киринова, толкнул Лайлу себе за спину.
– Аш, это Алекси Киринов, я встретила его в вестибюле. Когда вернулась с Эрл Греем.
– Вы рано.
– Да, поезд пришел рано, и мне повезло с такси. Я приехал прямо сюда, как вы просили.
Киринов поднял руки, словно сдаваясь:
– Вы правы, нужно быть осторожными.
– Он показал мне свои права, прежде чем мы поднялись, – успокоила Аша Лайла. – У вас есть мотоцикл? – спросила она Киринова.
– Да. И моей жене это не нравится.
Он слегка улыбнулся, но продолжал настороженно глядеть на Аша.
– На столе маркетри эпохи Вильгельма и Марии в гостиной на первом этаже дома Винни среди фотографий его детей стоит ваш снимок с Оливером и вашей сестрой Гизелой. Он считал вас своими детьми.
– Я испытывал к нему глубокое чувство. И очень благодарен, что вы пришли.
Аш протянул руку.
– Я нервничаю, – признался Киринов. – Почти не спал после нашего разговора. Информация, содержащаяся в документе, очень важна. В моих кругах постоянно всплывают какие-то слухи, какие-то сведения о пропавших яйцах. В Лондоне, Праге, Нью-Йорке. Но ничего определенного. Того, что привело бы к любому из них, но это? Здесь есть нечто вроде карты. Список. Раньше я никогда ничего подобного не встречал.
– Давайте сядем, – предложила Лайла. – Я могу заварить чай. Кофе? Что-нибудь прохладительное?
– Да, что-нибудь похолоднее. Был бы очень рад.
– Давайте сядем в столовой, – решил Аш. – Там будет удобнее говорить.
– Можете сказать, что знает полиция? О Винни. И Оливере. Я… я выражаю вам свое соболезнование! Я встречал его в магазине Винни. Так молод, – с чувством искреннего сожаления проникновенно воскликнул Киринов, – и такой обаятельный!
– Да, так.
– Документы принадлежали ему? Оливеру?
– Они были у него.
Аш показал Киринову на стул за длинным столом.
– И умер он из-за них. Как и Винни. Эти яйца стоят почти бесчисленных миллионов. А исторически их открытие просто бесценно. Для собирателя их ценность невероятна. Есть среди собирателей и такие, которые, вне всякого сомнения, способны убить за то, чтобы завладеть ими. И – опять исторически – на них уже кровь царя.
Киринов сел, открыл рюкзак, вынул пакет из оберточной бумаги.
– Эти документы Винни дал мне. Вам следует держать их в сейфе.
– Обязательно.
– И мои переводы.
Он вынул еще два конверта.
– Это тоже следует хранить в сейфе. Документы были в основном на русском, как и посчитали вы и Винни. Некоторые были на чешском. На их перевод ушло больше времени. Можно? – спросил он, перед тем как открыть конверт. – Здесь дано описание, взятое из перечня конфискованных императорских яиц в тысяча девятьсот семнадцатом. Год революции.
Аш прочитал перевод описания херувима и колесницы.