Граждане Рима - читать онлайн книгу. Автор: София Мак-Дугалл cтр.№ 18

Полное лицо Фаустуса помолодело и выглядело уязвленным.

— Марк, не считаешь же ты, что я… — начал было он, но остановился и спросил упавшим голосом: — А что, Лео тоже так думал?

Марк понял, что в конце концов умудрился победить в споре, но Фаустус выглядел таким несчастным, что он все еще жалел о своих словах. Позднее он не раз задумывался, могло ли это повлиять на то, что произошло потом.

Теперь же он на мгновение замер, а затем дипломатично пробормотал:

— Не знаю.

— Что ж, вижу, ты много размышлял об этом, — вздохнул Фаустус.

— Да нет, не очень, — искренне ответил Марк.

— Так или иначе, — беспечным тоном произнес Друз после паузы, — в рабы нихонцы никак не годятся, они всегда кончают с собой, совсем как римляне.

И рассмеялся.

За все время спора вокруг Террановы Туллиола не произнесла ни слова. Теперь она, как всегда, нежно и вяло шлепнула Фаустуса по руке и сделала вид, что не замечает, как он переплел свои толстые пальцы с ее пальчиками.

— Ах да, Марк, — сказала она, — сегодня мы слышали, что Варий хочет пригласить тебя домой. Но, конечно, еще слишком рано.

Марк, все еще чувствуя себя виноватым перед Фаустусом, постарался скрыть, что ему это приятно.

— Он не сказал почему? Что-то случилось? — спросил он.

— Похоже, много шума из ничего, — строго произнес Фаустус. — Он говорит, что у него кое-какие вопросы по завещанию Лео. Туллиола права, еще слишком рано. Вряд ли тебе захочется ломать голову над всем этим.

— Именно теперь мне следует подумать обо всем этом, — осторожно откликнулся Марк. — Я не могу взвалить все на Вария, это будет нечестно.

Он подумал, что это правда, но ему не понравился собственный тон: слова прозвучали так, будто он захотел представиться этаким бесцветно послушным пай-мальчиком. Марк даже немного скривился, и ему еще больше захотелось домой. Он подумал, что Варий и Гемелла едва ли не единственные люди, которых он был расположен повидать.

Утром накануне отъезда Макария тяжело ввалилась в его комнату, где Марк разбирал собственные книги и книги, взятые в библиотеке Фаустуса, беспокойно наблюдая за тем, как высокий раб складывает его одежду. Макария натянуто выдавила из себя улыбку, как уже привыкла делать, встречаясь с Марком после гибели его родителей.

— Гляди, Марк, у меня тут кое-что для тебя есть. Ты ведь ее любишь, правда?

— Да, спасибо, — ответил Марк. Он не глядя угадал, что в плетеной коробочке лежала медовая нуга. Макария первая привезла из Греции эти оригинальные сласти, когда Марку было лет семь. Ему понравились мягкие маленькие кубики, так что Макария неустанно угощала его ими всякий раз, когда приезжала в Рим или когда был повод делать подарки, пока даже запах нуги не стал ему отвратителен. Обычно он отдавал ее друзьям или слугам, а иногда оставлял в своей комнате, дуясь, пока управляющий не выбрасывал ее.

— Хочу попрощаться, — сказала Макария. — Я тоже еду домой.

Она подразумевала свои виноградники на Сифносе, где жила большую часть времени в упрямом добровольном изгнании. Любовь Макарии к Греции началась, когда она еще девочкой посетила Афины, и окрепла, когда она стала девушкой и ей перевалило за двадцать, поскольку Макария увидела в этом способ позлить отца. Она приняла греческий вариант своего официального имени, Новия Фаустина, и на досуге любила порассуждать об искусстве и истории, восхваляя Грецию в противоположность Риму. Новый брак Фаустуса стал последней каплей. Ни для кого не было секретом, что Макария считает Италию слишком тесной для себя и Туллиолы.

— Когда вернешься? — спросил Марк, кладя сласти на письменный стол и довольный тем, что можно перевести разговор на другую тему.

— Может, никогда. Рим — убожество. Цивилизацию создали греки.

Она частенько говорила такое. Его родители при этом обычно смеялись. Марк улыбнулся.

Затем Макария неожиданно наклонилась к нему и заговорила быстро, не терпящим отлагательств тоном:

— Слушай, Марк. Ты нравился мне, когда был маленьким. И возможно, через несколько лет понравишься снова. Теперь я действительно тебя не выношу, но не воспринимай это лично — просто я думаю, что мальчики твоего возраста очень неряшливые, вы никогда не знаете, куда деть руки, лица всегда глупые, шеи торчком, и вы никогда не можете стоять прямо. Но мне так жаль твоих родителей… и если ты когда-нибудь решишь, что тебе здесь все ненавистно…

Но тут ей пришлось замолчать, потому что Туллиола тихонько постучала в дверь, прежде чем войти — вплыть, как струйка дыма. На лице у Макарии появилось брезгливое выражение, и, громко топая, она молча вышла.

— Дорогая Макария, — терпеливо произнесла Туллиола, ни к кому конкретно не обращаясь. — Уже складываешься, Марк? Дядя хочет с тобой попрощаться.

Машина, подкатившая к подъезду, чтобы отвезти его домой, в Тускулум, напомнила Марку одну из машин, которые были у родителей в Галлии: по ней сразу видно было, что она принадлежит человеку богатому, но она была поменьше и поскромнее, чем большинство увешанных гирляндами «гробов» из императорского гаража. Марк внимательно посмотрел на машину. Конечно, теперь он волей-неволей будет думать о катастрофе, позволит себе строго дозированное количество горестных воспоминаний; все равно это была всего лишь машина. Сходство между автомобилями на самом деле было не так уж и велико: его экипаж украшали завитки никелированных листьев, инкрустированные жемчужинами в виде звездочек; орнамент, покрывавший машину родителей, состоял из синоанских хризантем. Сменяя друг друга, перед глазами Марка мелькнули короткие обрывки: искореженный металл, разбитые стекла; ему едва-едва удалось сдержаться, чтобы не представить тела родителей, пробившие лобовое стекло. Он не сомневался, что все произошло очень быстро, и, конечно, оба были уже мертвы, прежде чем успела подоспеть помощь: но поворот, вылетевшая с дороги машина, скорость свободного падения — все это они наверняка успели увидеть и почувствовать одновременно со вспышкой надежды на то, что им удастся выжить.

Охранник-преторианец, который вел машину, попросил Марка для безопасности задернуть занавески, но тот хмуро отказался, глядя на сияющий за окном Рим. Всевозможные оттенки мрамора и стекла переливались различными цветами, как завитки чисто вымытых волос: коричневато-красными, белыми, как иней, телесно-розовыми, золотыми. Огни, которые то и дело прочерчивали небо по ночам, еще не зажглись.

Стараясь не подпускать боль слишком близко, Марк яростно принялся вновь просматривать апологию Нассения, с болезненной медлительностью заставлял себя вдумываться, решив, что дальше следует в общих чертах набросать портрет Нассения — каким он был и что успел совершить до того, как стал императором. Но сосредоточиться не удавалось, задуманное не вызывало ни малейшего интереса. Вместо этого Марк открыл коробочку со сластями — а вдруг в более взрослом возрасте они ему снова понравятся? Он принюхался — пахло миндалем и медом — и вспомнил мучнистое ощущение на языке. Марк состроил гримасу и решил подарить конфеты шоферу, когда они приедут, но, увидев Вария и Гемеллу, смотревших на него с балкона, он позабыл о своем намерении и взял коробочку с собой на тихую виллу.