– Что такое?
– Я ведь его так и не увидела!
Кремер кивнул:
– Зато вы увидели кое-что другое. Кстати, я забыл спросить: вы были с ней знакомы? Видели ее раньше?
– Вы имеете в виду убитую женщину?
– Ну да. Кстати, ее звали Синтия Браун.
– Мы не были с ней знакомы, никогда не видели ее и не слышали ее имени! – объявил муж.
– Это так, миссис Карлайл?
– Да.
– Ну что же, ничего удивительного. Ведь Синтия Браун всего лишь сопровождала сегодня миссис Орвин, не будучи сама членом этого вашего цветочного клуба. А вы?
– Мой муж состоит в клубе.
– Мы оба там состоим, – поправил Карлайл. – Вот, опять напускает туман. У нас совместное членство. У нас есть за городом оранжерея, в которой произрастает более четырех тысяч декоративных растений, включая и несколько сотен орхидей. – Сказав это, он демонстративно уставился на наручные часы. – Может, уже достаточно? Вы удовлетворены?
– Вполне, – кивнул Кремер. – Большое спасибо вам обоим. Мы не побеспокоим вас снова, если только не возникнет крайняя необходимость. Леви, выпусти этих двоих.
Миссис Карлайл встала и направилась к двери, но на полпути обернулась:
– Я полагаю, это вряд ли возможно, но тем не менее… Нельзя ли мне все-таки взглянуть на тот глобус? Хоть краешком глаза?
– Ради всего святого! – Муж вцепился ей в руку. – Мы уходим! Уходим!
Когда за супругами закрылась дверь, Кремер посмотрел сначала на меня, затем на Вульфа и угрюмо сказал:
– Да уж, дельце хоть куда. Зацепок никаких, но начинать с чего-то надо. Допустим, убийца мистер Карлайл: а почему бы и нет, кандидатура ничуть не хуже прочих. Хорошо, начнем разрабатывать эту версию. Мы выясним, чем он занимался последние полгода, причем постараемся проделать это незаметно, ни к чему понапрасну злить такого солидного человека. Впрочем, это можно устроить… за две-три недели, задействовав трех-четырех человек. Так, прекрасно, теперь умножаем… на сколько? Сколько мужчин побывало здесь сегодня?
– Около ста двадцати, – сказал я ему. – Но по разным причинам приблизительно половину можно сразу исключить. Уверяю вас, я тщательно присмотрелся сегодня ко многим из гостей.
– Отлично, умножаем на шестьдесят. Ну что, реально, по-вашему, проделать такую работу?
– Вряд ли.
– Вот и я тоже так думаю. – Кремер вынул изо рта сигару. – Разумеется, – ядовито заметил он, – когда Синтия Браун сидела в кабинете, беседуя с мистером Гудвином, расклад был совсем иной. Однако он не потрудился протянуть руку к телефону и сказать нам, что судьба свела его с мошенницей, которая способна опознать убийцу. Нет, Арчи, черт побери, даже в голову не пришло попросить нас немедленно приехать и взять всё в свои руки! Он решил придержать клиентку для Вульфа, в надежде получить гонорар! Небось сидел тут и любовался ее ножками!
– Не будьте так вульгарны, – сказал я сурово.
– А потом он и вовсе бросил беззащитную женщину и отправился наверх, чтобы сделать кое-какие прикидки! И не придумал ничего лучше, чем… Ну, что там еще?
Дверь открылась, и на пороге показался лейтенант Роуклифф. В полиции Нью-Йорка служат несколько человек, которым я симпатизирую, и еще несколько, кого я уважаю, есть и такие, к которым я не испытываю вообще никаких чувств, а также те, без кого я с легкостью мог бы обойтись… Однако среди всех многочисленных служителей правопорядка есть только один, кому я мечтаю когда-нибудь надрать уши. Этот самый Роуклифф: высокий, красивый, сильный – и в придачу жуткий зануда.
– Мы полностью закончили осмотр, сэр, – важно доложил он. – Ничего не упустили. Все на месте и в полном порядке. Мы были особенно осторожны с содержимым ящиков стола мистера Вульфа, и еще…
– Вы трогали мой стол? – взревел Вульф.
– Так точно, – отчеканил Роуклифф и мерзко так ухмыльнулся.
Кровь бросилась Вульфу в лицо.
– В вашем кабинете убили женщину, – резко сказал Кремер. – Ее чем-то задушили, а убийцы нередко прячут орудия преступления. Нашли хоть что-нибудь?
– Боюсь, что нет, сэр, – признался Роуклифф. – Конечно, еще предстоит проверить отпечатки пальцев, да и отчеты экспертов пока не готовы. Помещение опечатывать?
– Опечатайте пока, а завтра посмотрим. Пожалуйста, задержитесь сами и попросите задержаться фотографа. Остальные свободны. Да, скажите Стеббинсу, чтобы прислал сюда ту женщину… миссис Ирвин.
– Орвин, сэр.
– Я хочу поговорить с ней.
– Да, сэр. – Роуклифф повернулся, чтобы уйти.
– Минуточку! – вмешался я. – Что это вы там собрались опечатывать? Не наш ли кабинет?
– Именно, – фыркнул Роуклифф.
Проигнорировав его, я обратился к Кремеру и твердо заявил:
– Вы не можете этого сделать. Мы там работаем. Мы там живем. Там находятся все наши вещи.
– Выполняйте, лейтенант, – велел Кремер Роуклиффу. Тот развернулся и вышел.
Я скрипнул зубами. Меня переполняли разнообразные чувства и слова, но я понимал, что выпускать их наружу не стоит. Такой подлости я от Кремера никак не ожидал. Самому мне в этой ситуации никак не справиться, вся надежда была только на Вульфа. Я поглядел на босса. Кровь уже успела отхлынуть от его лица; теперь он побелел от ярости, и так плотно сжал губы, что их вообще не было видно.
– Это делается в интересах следствия, – вызывающе произнес Кремер.
– Ложь, – ледяным тоном возразил Вульф. – Интересы следствия тут совершенно ни при чем. Вы не имеете права опечатывать мой кабинет.
– Попрошу вас мне не указывать. Ваш кабинет – не просто кабинет, а место преступления. К тому же я помню, сколько хитроумных фокусов вы здесь в разное время провернули. И теперь, когда тут убили женщину, причем сразу после разговора с Гудвином, о котором мы знаем только с его собственных слов, я, согласно инструкции, должен опечатать помещение. Повторяю: это делается в интересах следствия.
Вульф слегка выпятил вперед подбородок:
– А я повторяю, мистер Кремер: интересы следствия тут совершенно ни при чем. Сказать, что вами двигало? Извольте. Пагубная злоба мелочной душонки и ограниченного завистливого ума. Эта инфантильная мстительность, эти жалкие увертки…
Дверь отворилась, впуская миссис Орвин.
Глава пятая
Если миссис Карлайл сопровождал муж, то спутником миссис Орвин был ее сын. При этом выражение лица и манеры молодого человека настолько отличались от прежних, что я с трудом его узнал. Наверху он говорил мерзким таким голосом, гадко ухмыляясь. Теперь его глазки-щелочки усиленно изображали честность и приветливость, и вообще он очень старался всех к себе расположить.