Грустный оптимизм счастливого поколения - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Козлов cтр.№ 55

Мой доклад в Саппоро собрал рекордное число слушателей, что связано было не столько с его темой, сколько с тем, что гости из России здесь были редкостью. После доклада было много вопросов. Впервые в жизни выступление на английском языке было для меня не только не трудным, но даже приятным. Сказался, во-первых, накопленный мною опыт, а во-вторых, тот факт, что ученые в Саппоро владеют заграничным языком не так активно, как, например, в Токио, что придает докладчику дополнительную уверенность и раскрепощенность.

После доклада в лаборатории была организована небольшая пирушка. У меня сохранился неприкосновенный запас: бутылка армянского коньяка и банка шпрот – все это оказалось как нельзя более кстати. Коньяк всем очень понравился, и особенно пригласившему меня профессору. Он пытался даже припрятать полбутылки, мотивируя это тем, что, кроме него, никто все равно не сможет оценить по достоинству такой замечательный напиток.

Не меньшее впечатление произвели и шпроты. Как выяснилось, мои приятели-японцы – лучшие знатоки рыбы в мире – никогда их не пробовали, а попробовав, пришли в полный восторг.

Гвоздем же программы оказались привезенные мною папиросы. Вот уж не думал, что и это для них диковинка, которую неизвестно каким концом брать в рот. Когда же я им показал, как надо папиросу смять гармошкой, чтобы удобно было ее лихо двигать языком, то даже некурящие не смогли отказать себе в удовольствии это попробовать.

Обстановка становилась все более душевной, в результате запасенное саке, к глубокому разочарованию всех собравшихся, кончилось в самый неподходящий момент. Вспомнив фиановскую практику, я поинтересовался, есть ли в лаборатории спирт. Оказалось, что есть, и притом много.

– Так в чем же дело? – спросил я.

По недоуменным лицам японцев было понятно, что они совершенно девственны в этом вопросе и не знают, что из спирта очень простым способом можно приготовить напиток, вполне способный решить возникшую проблему. Это поразившее меня открытие, видимо, столь явно отразилось на моем лице, что профессор, спасая честь нации, признался, что владеет данным секретом. На доске он нарисовал сосуд и открыл своим ученикам тонкости технологии, согласно которым в сосуд следует сначала налить спирт, а потом более тяжелую воду. Пропорцию, как выяснилось, он тоже знал. Изображенный им опыт немедленно был воспроизведен, и после апробации его результатов сотрудники лаборатории что-то долго возбужденно выговарили своему наставнику.

Вечер завершился замечательно. Я пригласил всех в Москву, и все как один обещали приехать. Приехал, правда, только один, но зато самый ценный – профессор М. Токунага. Он нам сильно помог в интерпретации наших результатов и активно способствовал их признанию.

Токунага к тому же оказался очень открытым и душевным человеком. Он познакомил меня с японскими традициями и народным искусством, обучил национальным настольным играм, которые при схожести названий с нашими в корне отличаются от них по сути.

Во время моего пребывания в Саппоро начались матчи за звание чемпиона мира по шахматам. Особенно волнующим тогда был поединок В. Корчного с Т. Петросяном. Однажды я поинтересовался у Токунаги его ходом. Он не сразу понял, о чем я говорю. Чтобы как-то подойти к теме, я поинтересовался: знает ли он Фишера.

– Да, – оживился Токунага, – мне нравятся его работы по фазовым переходам.

Вот и поговорили!

Выяснилось, что шахматные баталии здесь мало кого волнуют. Шахматы у них свои. Доска имеет 9 на 8 полей, фигуры двухсторонние, и в процессе игры их иногда можно переворачивать. Съеденные фигуры соперника можно потом использовать как свои. Уже только по этой игре, распространенной здесь повсеместно, видно, что Япония на протяжении многих веков была изолирована от остального мира и поэтому создала свою самобытную культуру и философию жизни.

Так совпало, что в один из дней моего пребывания в Саппоро после чемпионата мира приехали с показательными выступлениями фигуристы. Год этот был особенно удачным для наших спортсменов, и поэтому нашему консульству выделили столько билетов, что даже я получил приглашение.

Программа была замечательная и доставила всем большое удовольствие. В конце вместе с хорошо организованной консульской группой я впервые в своей жизни проник за кулисы в тот самый момент, когда все спортсмены выехали на лед проститься со зрителями. Мы стояли там, где кончается зона видимости телевизионных камер, а с ней и кураж спортсменов. Именно здесь лучезарная улыбка сменяется гримасой усталости, а вытянутое в струнку тело вдруг неряшливо обвисает. Трансформация эта занимает буквально доли секунды. Сверкающие задором кумиры публики превращаются в утомленных и измученных людей с больными коленками и разбитыми локтями.

Первыми вернулись со льда И. Роднина и А. Зайцев. Наши женщины кинулись их приветствовать так активно, что те от неожиданности встречи с соотечественниками в этом дальнем краю просто оторопели. Я стоял несколько поодаль, наблюдая происходящее, и тем самым настолько отличался от остальных, что И. Роднина обратилась за разъяснениями, откуда мы взялись, именно ко мне. Я ответил, что эти люди из консульства, а я человек случайный. Удивленная, она остановилась, так что я смог рассмотреть ее вблизи.

– Как это можно оказаться в Саппоро случайно?

Чтобы не разочаровывать ее, я слегка повел глазами и загадочно улыбнулся. Нужный эффект был достигнут. В дальнейшей суматохе примерно по этой же методике я умудрился взять автограф на программке у любимицы жены – И. Моисеевой, чуть не перепутав ее сначала с Н. Линичук.

Из тренеров я сразу узнал Е. Чайковскую и Т. Тарасову. Первая была сдержанная и утомленная, а вторая – единственная во всей этой сутолоке веселая и общительная. Она раздавала всем нашим женщинам цветы и выглядела почти беззаботно.

Для меня эта встреча за кулисами оказалась более памятна, чем сама программа. Впервые удалось почувствовать, какое напряжение стоит за легкостью пятиминутного выступления фигуриста. Но при этом возникло чувство неловкости и даже стыда, как будто я подсмотрел в замочную скважину то, что ни при каких обстоятельствах не должны видеть зрители.

В Саппоро есть небольшой русский ресторан «Анна», в который японцы меня решили сводить на прощание. Убранство ресторана включает множество вещей, привезенных из России. Тут и самовар, и картины, расписные полотенца, подносы и, конечно, матрешки. Негромко звучат русские песни, некоторые в исполнении Ф. Шаляпина. В разговоре обнаружилось, что японцы считают, будто «Катюша» связана с романом Л. Толстого.

Угощение началось с шашлыка. Вдобавок к нему подали печенную в мундире картошку и почему-то сосиску. Затем последовал салат с рыбой и сало, в заключение принесли борщ с пирожками. Стоило мне только усомниться в правильности чередования блюд, как японцы тут же вызвали хозяина, чтобы он получил от меня указания. Хозяин был весь внимание, охотно кивал головой, но я уверен, что все у них и дальше будет по-прежнему.

Наибольшее удивление у сопровождавших меня вызвало сало. Оно для них было таким же диковинным, как для меня в свое время маленький краб. Чтобы развеять сомнения, я съел пару кусочков, после чего отважились и остальные. Оставшееся на тарелке японцы поделили между собой, чтобы угостить родственников. В своих ресторанах, в отличие от американцев, они этого обычно не делают.