- И что?
- Разминулись...
- Час от часу не легче, - пробормотал Глеб, - Все слышали сигнал, но никто его не подавал!
- Как... не подавал? - Илья уронил снятую с плеча сумку.
- А свисток у тебя есть? - спросил Коста вкрадчиво.
- Есть. - Илья зашарил в кармане. - Даже... Даже два.
Он разжал ладонь и удивился, похоже, больше всех.
- Один мой! - воскликнул Алай. - Красный был только у меня.
- Чудеса...
- Где Савва? - спросил Глеб, и рука сама собой потянулась к мечу.
- Не знаю.
- Одно из двух, - сказал Коста, - либо его нет в живых, либо все эти проделки...
И тут из темноты бесшумно, как тень, выступил Савва. Буравя Косту взглядом, сжал кулаки.
- Договаривай! Чего замолк?
Коста отвернулся к костру. Стараясь казаться равнодушным, пробубнил:
- Теперь незачем.
- Договаривай! Ты хотел сказать, что эти проделки на моей совести?
- Уймитесь! - строго сказал Глеб. - Нам осталось только перегрызть друг другу глотки.
- Когда-нибудь этим и кончится.
- Кончится, если озвереем. - Оглядел всех пятерых, спросил хмуро: - У кого какие соображения?
Илья вяло отмахнулся - какие соображения... Коста, согнувшись над костром и ни на кого не глядя, проговорил:
- Соображение одно: кто-то из нас врет и не краснеет. Узнать бы кто...
Утром в полном молчании погрузились на ушкуй и продолжили путь на север. Когда берега Онеги раздвинулись, как разведенные в стороны руки, и исчезли в тумане, Илья приглушенно сказал:
- Студеное море. Добро пожаловать...
Первые версты по морю дались легко. Дул слабый юго-восточный ветер, наполнявший парус и подгонявший ушкуй в нужном направлении. Путешественники стояли на палубе - никто из них, за исключением Пяйвия, никогда не заходил так далеко на Север и ни разу не видел Студеного моря.
- Белая... - выдохнул Глеб, с замиранием глядя на бескрайнюю ширь.
- Что говоришь? - спросил Коста.
- Вода белая. Как снег.
- На небо посмотри. Еще белее.
И правда - привыкший к сочной синеве южного небосвода Глеб не мог обнаружить здесь даже малейшего голубого оттенка: небо над морем как будто выцвело. Оттого-то и вода, отражавшая его, казалась обесцвеченной. Белизна, сплошная белизна...
Слева по борту выныривали из дымки и снова терялись маленькие каменистые островки. Волны не катились, а вздувались пологими буграми и тут же опадали.
- Тихо как... - прошептал Алай.
- Не верю в тишину, - отозвался Глеб. - Теперь уже не верю.
Словно в подтверждение этих слов, пронзительно закричала чайка. Ушкуй подбросило на волне.
- Не шторм ли начинается? - Коста зоркими глазами всмотрелся в горизонт. - Совсем некстати.
Но горизонт был чист - ни облачка. Да и море вокруг по-прежнему выглядело спокойным - ничто не нарушало ритмичности глубоких вдохов и выдохов.
- Почудилось, - сказал Глеб и едва устоял на ногах, потому что тряхнуло так, что с Ильи за борт свалилась шапка.
- Ото!
Палуба заходила ходуном. Ушкуй, скрипя всеми своими частями, приподнялся над водой, будто под ним внезапно вырос земляной горб, и рухнул вниз, взметнув в небо гигантский сноп соленых брызг.
- Держись!
Глеба припечатало к палубе. В голове вспыхнули и завертелись радужные круги. На какое-то мгновение он оглох, но вскоре сквозь наполнивший уши монотонный шум прорвался крик Косты:
- Савва!
Савва бултыхался в море, тщетно стараясь зацепиться за борт. Коста кинулся за веревкой. Илья с Алаем сидели на палубе, сдавив руками виски. Пяйвий, стоявший возле мачты и потому удержавшийся на ногах, не дожидаясь команды, потянул за канат, привязанный к парусу.
Корабль остановился. Савва, сделав два-три сильных гребка, подплыл ближе и поймал брошенный Костой конец веревки. В этот момент ушкуй снова подпрыгнул, а из-под кормы, вдоль еще не разгладившейся струи, протянулась узкая пенистая полоса.
- Обвяжись! - крикнул Коста, свесившись за борт. Савва обмотал веревку вокруг пояса, непослушными пальцами завязал толстый узел. Коста, напрягшись, стал тянуть. На помощь подоспел Пяйвий, а потом и поднявшийся на ноги Глеб. Втроем втащили продрогшего Савву на палубу. Вода текла с него ручьями. Он не мог выговорить ни слова и в знак признательности молча протянул Косте мокрую руку.
- Смотрите! - раздался голос Ильи.
За кормой, саженях в тридцати, из воды вынырнула приплюснутая голова с огромной пастью, в которой торчало десятка два острых, как кинжалы, зубов. Коста присвистнул:
- Много диковин видывал... но такую!
- Морской змей... - пролепетал Пяйвий. Глеб бросился к мачте поднимать парус. Змей, поведя в их сторону крохотными, почти неразличимыми на черной лоснящейся голове глазами, скрылся под водой.
- От т-такой зверюги я бы д-держался подальше, - проговорил Савва, пытаясь посиневшими от холода руками стащить рубаху.
- Я бы тоже, - сказал Илья.
В море, в полупрозрачной глубине, извивалось гибкое тело. Глеб на глаз смерил его длину, и на взопревшей спине каплями холодной росы выступил пот. Над водой взлетел плоский, как рыбий плавник, хвост, и море содрогнулось от чудовищного удара. Ушкуй, легче пробки, вылетевшей из бочки с квасом, рванулся вперед. Парус, то теряя, то ловя воздушные потоки, полоскался, как большая тряпка.
- Поскорей бы убраться, - промолвил Глеб, не сводя глаз с бурунов, кипевших на том месте, где вращалась под водой громадная черная спираль.
- Просто так не отвяжется, - сказал Коста. - По всему видать, любопытный.
Змей стал ходить кругами, и море под ушкуем просело - вода стала втягиваться в широкую воронку. В руках у Глеба появился лук. Стрела прошила белую пену, ударилась в литую, без чешуи, без единой складки, кожу змея и отскочила, как от панциря.
- Бесполезно, - качнул головой Коста. - Тут и гарпуном не прошибешь. Разве что в глаз. Может, Пяйвий...
- Нельзя! - испугался Пяйвий. - Будет злой... Совсем плохо...
- Неужели его нельзя убить?
- Можно. У нас убивают.
- Как?
- Оллмэть.
- Оллмэть? - Глеб произнес чужое слово с осторожностью, будто пробовал незнакомый заморский фрукт. - Что такое оллмэть?
- Трава. Ее варить... мазать стрелы, копья...
- Отрава?
- Да. От нее все умирать - люди, звери... Даже змей.