— Слон! — заявила она.
Мора вытянула хобот и дунула на «мышиные хвостики» Дженны.
Миг опасности и ожидания чуда. Слоны и дети непредсказуемы. Одно неверное движение — и Дженну затопчут.
Я встала, во рту пересохло. Гидеон уже был там. Он двигался медленно, чтобы не напугать Мору. Как будто играючи подхватил Дженну на руки.
— Пойдем к маме, — сказал он и оглянулся через плечо на Мору.
И тут Дженна начал кричать.
— Слон! — вопила она. — Хочу!
Она пинала Гидеона в живот, билась, как пойманная на крючок рыбка.
Это была настоящая истерика. Крики напугали Мору, которая с диким ревом бросилась в лес.
— Дженна! — сказала я резко. — К слонам близко не подходить! Будь осторожна!
Мой голос дрожал от страха, и дочка заплакала еще сильнее.
Гидеон охнул, когда одна из ее маленьких кроссовок заехала ему прямо в промежность.
— Прости… — извинилась я, протягивая руки за Дженной, но Гидеон отвернулся.
Он продолжал качать, баюкать Дженну на руках, пока крики не затихли, а рыдания не перешли в икоту. Она сжала в кулачке ворот его красной форменной рубашки и стала тереться щечкой об уголок — как она делала с одеялом, когда засыпала.
Через пару минут Гидеон уложил малышку у моих ног. Дженна раскраснелась, ротик приоткрылся. Я опустилась рядом с ней на колени. Она казалась фарфоровой, сотканной из лунного света.
— Она слишком устала, — сказала я.
— Она испугалась, — поправил Гидеон, присаживаясь рядом. — Уже после случившегося.
— Спасибо тебе.
Я взглянула на него.
Он не сводил глаз с деревьев, где исчезла Мора.
— Она убежала?
Я кивнула.
— Она тоже испугалась. — Я покачала головой. — Знаешь, за все те годы, что занимаюсь исследованиями, я ни разу не видела, чтобы слониха вышла из себя из-за детеныша. И неважно, насколько надоедлив, капризен или труден этот малыш.
Я потянулась, чтобы поправить ленту в растрепавшихся волосах Дженны — свидетельство истерики.
— К сожалению, мое материнское терпение не столь безгранично.
— Дженне очень повезло с тобой.
Я усмехнулась.
— Особенно если учесть, что кроме меня у нее никого нет.
— Нет, — возразил Гидеон. — Я наблюдаю за тобой, когда ты с дочерью. Ты хорошая мать.
Я пожала плечами, хотела снова пошутить, но эти его слова значили для меня слишком много. И я услышала собственный голос:
— Из тебя тоже вышел бы хороший отец.
Он поднял один из одуванчиков, которые Дженна срывала и складывала в кучки до того, как отправиться гулять возле Моры. Он ногтем большого пальца разрезал стебель и продел один цветок во второй.
— Я уже подумывал им стать.
Я сжала губы, потому что не мне раскрывать секреты Грейс.
Гидеон продолжал соединять одуванчики.
— Ты никогда не задумывалась: влюбляешься в человека… или в образ, который сам рисуешь?
Я думала, что у любви, как и у горя, нет будущего. Какое будущее может быть, если один человек становится для другого центром Вселенной — и неважно, потеряли его или нашли?
Гидеон взял венок из одуванчиков и надел Дженне на голову. Венок съехал ей на бровь, перекосившись из-за косички. Она заворочалась во сне.
— Иногда мне кажется, что любви не существует, есть только страх потерять кого-то.
Легкий ветерок принес запах диких яблок и луговых трав, земной запах слоновьей шкуры и навоза, сока персика, который Дженна ела и испачкала сарафан…
— Ты волнуешься? — спросил Гидеон. — Боишься, как все сложится, если он не вернется?
Мы впервые заговорили об отъезде Томаса. И хотя мы раньше рассказали друг другу, как познакомились со своими половинками, дальше этого разговоры не заходили: мы остановились на кульминации развития наших отношений, когда все еще казалось возможным.
Я подняла голову и посмотрела Гидеону прямо в глаза.
— Я боюсь того, как все сложится, если он вернется.
Начались колики. У слонов они бывают, особенно у тех, кого накормили плохим сеном, или тех, кому резко меняют рацион. С Сирой не случилось ни того ни другого, однако она апатично лежала на боку со вздутым брюхом. Она ничего не ела и не пила. В животе урчало. Джерти, собака и лучшая подруга слонихи, сидела рядом и выла.
Грейс осталась дома присматривать за Дженной. Она пробудет с ней всю ночь, чтобы мы могли понаблюдать за слонихой. Гидеон вызвался дежурить добровольно, а я сейчас за главного и обязана быть здесь.
Мы стояли, скрестив руки, и наблюдали, как ветеринар осматривает слониху.
— Сейчас он скажет то, что мы и без него знаем, — прошептал Гидеон.
— Да, а потом даст лекарство, чтобы ей стало лучше.
Он покачал головой.
— Что ты будешь закладывать, чтобы оплатить лечение?
Гидеон был прав. Денег катастрофически не хватало, придется брать из текущих расходов, чтобы оплатить такой непредвиденный случай, как этот.
— Придумаю, — нахмурилась я.
Мы видели, как ветеринар ввел Сире противовоспалительное, флуниксин, и препарат, расслабляющий мышцы. Джерти свернулась клубочком в сене и тихонько поскуливала.
— Все, что остается делать, — ждать и надеяться, что она начнет отрыгивать куски непереваренной пищи, — сказал ветеринар. — А пока принесите ей воды.
Но Сира не хотела пить. Каждый раз, когда мы подходили с ведром (с теплой водой или прохладной), она пыхтела и пыталась отвернуться. После нескольких часов таких страданий мы с Гидеоном были в отчаянии. Ничего из прописанного ветеринаром не действовало.
Мучительное зрелище — видеть, как пластом лежит такое сильное и величественное животное. Я вспомнила о диких слонах, в которых стреляли жители деревни, о тех, кто попал в силки. Я понимала, что нельзя легкомысленно относиться к коликам. Они могут привести к закупорке желудка, а это ведет к смерти. Я опустилась на колени рядом со слонихой и пощупала ее напряженный живот.
— А раньше такое было?
— С Сирой нет, — ответил Гидеон. — Но я уже наблюдал подобное. — Казалось, он мучительно размышляет над чем-то. — Ты смазываешь кожу Дженны детским маслом?
— Я наливаю его в ванночку, — ответила я. — А что?
— Где оно?
— У меня осталось немного в ванной под раковиной…
Он встал и вышел из сарая.
— Ты куда? — крикнула я, но побежать за ним не смогла. Нельзя оставлять Сиру.