— Мы с отцом Велесдаром зимовали! — В очах Святослава промелькнула тёплая искра воспоминаний.
Кудесник не торопил княжича вопросами о причине прихода. К нему, служителю Яро-бога, часто приходили люди, больше молодые, со своими тревогами и печалями. Приходили жёны, что долго не могли зачать дитя, кто-то жаловался на мужа, что не любит так, как прежде. Реже приходили мужья и юноши. Все просили совета и помощи, чудодейственной травы или заговорного слова. Приходили к Яро-богу и с благодарностью, — тогда жертвенный огонь пылал особенно ярко и весело, а приношения отличались щедростью. Однако кудесник видел, что Святослав пришёл к нему не с радостными вестями.
— Поезжайте, отроки! — велел он служителям. — Я потом пешком дойду. Входи, княже! — пригласил Яровед, широко отворяя дверь.
В деревянном храме было тихо и почти темно, — сквозь небольшие оконца-прорези в самом верху проникало лишь несколько пучков света. Перед белым изваянием Ярилы слабо курился дымком недавно погашенный Живой огонь.
Яровед не стал зажигать светильники, понимая, что так княжичу будет легче высказаться. Они сели у стены на лаву.
— Скажи, отче, — без долгих вступлений отважился на вопрос Святослав, — отчего иной раз после ночи с женщиной на душе бывает покойно и ладно, а бывает… будто в липкой грязи испоганился…
Жрец помолчал. Потом ответил степенно, не торопясь:
— Мы, славяне, русы, не зря называемся детьми и внуками богов, а так оно и есть, и потому мы всегда были гордыми и вольными, как отцы-боги наши. Как Стрибог, что над землёй шумит и волны по морям гонит, как Огнебог, что развевает по ветру свои жаркие кудри, как Даждьбог, вольно плывущий над миром в своей золотой ладье. Мы — их дети и должны выбирать себе пару так, как великие наши Родители, как Отец Сварог с Землёй-Матерью венчается, Перун с Перуницей, Купало с Купальницей, Ярило с Живой, Лад с Ладой. Чтоб разум с разумом, душа с душою, а тело с телом неразрывно сливались, — это и есть истинная любовь, вольный выбор вольных людей. Когда мы любим, то душа наша поёт, тело силой наливается, а мысли светлыми и чистыми становятся. То, знаю, испытал ты сам, когда Ярило соединил вас с Ладомилой. Нешто позабыл? — пронзительно спросил жрец. И хотя в храме было сумеречно, Святослав почувствовал короткий, как молния, обжигающий взор кудесника и понурил голову.
— Не забыл, отче, — проронил он. — Сам не ведаю, как случилось. Будто наваждение какое нашло. А потом отвращение к ней и злость на себя…
— Э, значит, душа твоя и разум ослеплены были, и лишь животная тёмная сила взяла власть. Потому ты почувствовал себя оскорблённым. Это душа и ум оскорблены были и унижены. Как я рёк, мы любим всей душой, телом и разумом сразу, и божественный Оум для нас превыше всего. Им мы разумеем, душой соединяемся и телом чувствуем и по тем чувствам и понятиям творим дела наши сообразно Прави. Мы ведь русы, а не римляне или греки…
— А что, римляне и греки любят не так, как мы? — вскинул бровь Святослав.
— Прежде был у них такой бог любви — Эрос, которому они служили. Теперь стали христианами, одначе Эросу втайне поклоняются не менее прежнего.
— Так ведь и мы Яро-бога чтим и празднования его блюдём!
— Верно, только Яр наш не сам по себе, он — часть Сварги единой, одна из её ипостасей. И, чтя Ярилу, мы всегда должны об этом помнить. Но для разумения сего ум сильным должен быть, душа — светлой, а тело — чистым. Помнишь завет наших богов о том, что всякий муж должен трудиться? Сие означает, что не токмо тело, но и ум наш, и душа всегда в трудах пребывать должны. А у римлян и греков труд зазорным считается, уделом рабов. То, что для нас обязанность святая и честь, для них — постыдное дело. Значит, живут они не по законам Прави, и, как предрекается в Великомогунской книге, ждёт сих римлян и греков погибель. Разрушится их великая держава, и число их уменьшится, и будут они своему прошлому дивиться, покачивая головами.
— Постой, Яровед, ты ведь рёк о любви к женщине…
— Я про то и толкую, — продолжал терпеливо пояснять жрец. — Ежели человек не трудится, то в нём гибнут и чувства человеческие, и разум острый, и совесть перестаёт тревожить за неправые деяния. Остаётся только то, что в каждой земной твари сильнее всего, — страх за живот свой, насыщение чрева и любовные утехи, Эрос по-ихнему. Человек уподобляется тогда животному и поступает как животное. Хотя сим сравнением я обижаю божьих тварей. Животные ведь паруются по велению Рода в определённый час, и не более того. А иные люди совокупляются из похоти и без разбору, да ещё и Род всесильный обмануть норовят, травы да коренья пьют, зачатие отвращающие. Хотя, может, так оно и лепше, ибо дитя, без любви зачатое, без силы ярой, без помыслов чистых, а токмо из похоти сластолюбивой, с изъяном родится — телесным, душевным или разладом ума. Не будет в нём целостности, и от того он сам страдать будет, и другие от него натерпятся… Более того, мужи эллинские, в роскоши и праздности погрязшие, разделяют ложе не только с любой красивой молодой женой, но и с другими мужами, и даже с отроками…
Святослав брезгливо поморщился.
— Как околдовать мужчину, как заставить его подчиняться тёмной силе Эроса, издревле обучают в Риме и Византии знатных жён, а также гетер, предназначенных для услады мужей и воинов.
— Намеренно обучают? — поразился Святослав, сразу припомнив и византийское одеяние Малуши, и её чудный танец.
— Обучают, — ответствовал жрец, — как воина ратному делу или кузнеца ковальскому. Потому неискушённый в сих хитростях муж может стать лёгкой добычей опытной служительницы Эроса, — сделал выразительную паузу кудесник.
— Как же противостоять сему чародейству? — спросил Святослав.
— Против всяких чар есть самое сильное оружие — Веды. Теперь ты знаешь, что это за коварное средство и как оно действует. Отныне уже никто не сможет таким путём околдовать твоё тело и душу, ежели сам, конечно, не пожелаешь.
Вольному русскому мужу нужна такая же жена, душой родная, телом здравая и умом созвучная. Красу жены русской ни в злато, ни в шелка обряжать не надобно, — цветёт она и в рубище, и в одежде простой домотканой. И красу ту узреть легко, у неё ланиты цветут мальвами, очи синие, будто Сварга весенняя, а голос чистый серебряный в хороводах по лугам разливается. И дому она хозяйка, детям — мать и наставница, а мужу — и подруга, и любимая, и советчица. В том и разница, княже, между нашей любовью и ихней…
— Дякую, отче, — выйдя из глубокого раздумья, поблагодарил Святослав.
Поднявшись с лавы, они пошли к выходу. Святослав на миг задержался перед кумиром Ярилы.
— Дякую тебе, Яробоже, за мудрость любви, глубины которой я не разумел… Слава тебе вовеки!
На пороге Святослав подобрал куль жреца и легко взметнул его себе через плечо. Кудесник затворил дверь храма и вложил в скобы поперечный деревянный брус, чтоб не забрели зимой никакие звери, а любой прохожий мог войти и поклониться Яриле.
— Я ещё хотел спросить, — обратился Святослав к жрецу, когда они вышли к тому месту, где был привязан конь. — Знаю, что вы, кудесники, ярую силу в дела волховские вкладываете. Отец Велесдар мне о яри, перетекающей в воинское умение, рассказывал. Да и сам ведаю, — когда находишься в походе, сражаешься с врагами, одолеваешь многие препятствия, тогда ни о каких жёнах не думается. А вы, жрецы, в тишине лесной живёте, телом крепки, многие, как ты, не стары ещё, как же с силой ярой справляетесь? У вас ведь нет жён, и род свой вы не продолжаете, угодно ли то Сварогу?