Святослав. Возмужание - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Гнатюк, Юлия Гнатюк cтр.№ 94

Опьянённые сумасшедшей скачкой и жаждой лёгкой победы, с раздутыми ноздрями и перекошенными в едином крике потными лицами под отороченными мехом шапками, степняки летели на своих выносливых лошадях, размахивая искривлёнными мечами и ощущая только свист ветра в ушах. Живая лавина, несущая смерть, подобно огненной лаве из вулкана, что может остановить её? Пешие ратники с копьями? Да разве это преграда несущемуся потоку?

Но в этот миг запели в воздухе меткие стрелы русичей, бившие дальше лёгких луков кочевников, и первые печенеги стали падать на землю. Однако лавина не замедлила своего бешеного лёта, а навстречу русам полетели печенежские стрелы, застучав по шеломам и червлёным щитам.

Лучники, будто песок сквозь пальцы, протекли меж рядами ратников и стали сзади. На поле остались лежать те из них, кого сразили печенежские стрелы. Теперь, уйдя под защиту ратников, лучники продолжали разить врага, и степняки падали чаще, но живой вал продолжал катиться, почти не теряя скорости.

Когда вражеская конница преодолела уже большую часть поля и приблизилась к русам, вдруг будто кто невидимый разом полоснул по ногам передних печенежских коней. Спотыкаясь на полном скаку, лошади стали падать, а всадники при этом вылетали из сёдел, как камни из пращи. Это конница наскочила на схороненные в траве ямы-ловушки и вбитые в землю острые колья. Тяжёлые конские тела, извиваясь от боли, придавливали седоков. Иные кочевники вскакивали, но тут же падали от метко пущенных стрел. Некоторые и вовсе оставались лежать распластанными на земле, потому что острые колья пронзали их насквозь. Прочие из оставшихся в живых печенежских воинов попадали под копыта своих же наступающих шеренг. Стоны, вопли и лошадиное ржание понеслись над полем. Следующие ряды были вынуждены замедлить свой бешеный гон. Потеряв часть скорости, печенежская конница врезалась в молчаливые шеренги русской пехоты.

Затрещали копья, забились в агонии смертельно раненные люди и кони. Затем булат скрестился с булатом — это лишившиеся копий ратники извлекли свои топоры, мечи, булавы и кистени. Печенеги накатывали волнами, — едва одна разбивалась о спаянные шеренги ратников, как налетала вторая, третья… Кочевникам казалось — ещё несколько отчаянных ударов, и они прорвут живой частокол, за которым — вожделенный град Киев, полный всего, к чему они так стремились, — злата, серебра, красивых славянских женщин и сильных умелых мужчин, которые так высоко ценятся на торжищах рабов.

Пробивая брешь в центральной обороне ратников, печенеги ещё не знали, что Свенельд и Святослав со своими дружинами уже вышли им в тыл и огромным полумесяцем охватывают зады.

Между тем над землёю заполыхала вечерняя Заря, окрашенная в густой багрянец, будто земля не смогла выпить всю кровь, пролитую в нынешней тяжкой битве, и часть её выплеснулась аж на небо.

Печенеги отошли, наступила ночная передышка.

О том, что русы замкнули их тьмы в своё знаменитое Перуново коло, кочевники узнали на следующий день, когда в своём тылу, у леса, столкнулись с дружиной Свенельда. Это было весьма неприятной неожиданностью. Тогда печенежское левое крыло ринулось в другую сторону, к Непре, но там вынуждено было скрестить свои мечи со Святославовой дружиной.

Поняв, что сзади путь перемкнула конница русов, представлявшая серьёзную угрозу, печенеги с удвоенной силой насели на ратников, чьи шеренги сильно поредели за прошлую схватку.

Вновь загремела жестокая сеча, и опять гибли русы и печенеги, и Мара с Ямой собирали кровавую жертву, а Жаля с Горыней рыдали над умершими. И Перуница несла павшим ратникам Рог Славы, наполненный живой водой вечной жизни, поскольку они отдали свои животы за Киев и землю русскую.

А коло неумолимо сжималось, всё теснее замыкая врага в смертельные объятия. Печенеги сделали попытку прорваться назад и, развернув конницу, стремительно помчались к полуночи, где вступили в жесточайшую схватку с русскими дружинами. Битва длилась до позднего вечера, но тьмы Свенельда и Святослава не отступили ни на пядь, а, напротив, потеснили противника, заставив его отойти и провести ночь в тяжких размышлениях.

Едва летний Хорс в третий раз поднялся над полем битвы, рога опять затрубили к бою. Ратники, измученные за два дня жесточайших сражений, занимали места в сильно поредевшем строю. Те, кто был ранен, но ещё мог держать оружие, становились сзади, наиболее сильные шли в передовые шеренги.

— Крепко, видать, Святослав со Свенельдом печенегам хвост накрутили, а, кияне? — пробасил седой десятский. — Теперь держись, мужики, сегодня они втрое злее драться будут!

— Это почему? — спросил молодой ратник с жёлтыми, как солома, волосами.

— А потому, — пояснил десятский, поправляя окровавленную повязку на голове, — что тогда они к добыче рвались, а теперь за живот свой воюют, а это подороже злата будет!

Гул тысяч копыт и воинские кличи кочевников опять раздались в воздухе.

— Кияне! Не посрамим братьев наших, что пали на этом поле и уже глядят на нас из Ирия, постоим за родной град! Слава Перуну! Да здравствует Рава единая русская!

— Ра-ва!

— Р-ра-ва!

— У-р-р-а! — потрясая копьями и мечами, отвечали ратники, выставляя оружие навстречу врагу.

Молотило ещё успел скосить взгляд влево на стоявшего неподалеку Комеля. Многие из бывших между ними пехотинцев навечно ушли в Перуново войско либо с тяжкими ранами отправились на возах в Киев.

«Скорняку досталось больше, чем мне, ранен, а во вторую шеренгу не ушёл, — одобрительно подумал кузнец. — Ох и крепко довелось поработать копьями, топорами и даже кулаками. Может, если бы не прежние наши ледовые побоища, не стояли б мы тут с Комелем в третий день…»

Между тем печенеги приблизились. Стрелы, будто частые капли, застучали по киевским щитам, вонзаясь в крепкую морёную дубовую древесину. Молотило уже больше ничего не замечал, кроме искажённых злобой лиц врагов, которые возникали перед ним.

Опять загремела битва. Кольчуга и щит Молотило окрасились свежей кровью. Уже лежит у ног ставшее бесполезным в ближнем бою длинное копьё. Зато выкованный кузнецом под свою силу и рост боевой топор с обушком и острым как бритва лезвием чертит в воздухе невероятные зигзаги, будто ореховую скорлупу раскалывает деревянные, обтянутые кожей вражеские щиты, разрубает доспехи и проламывает черепа. Стало совсем жарко. Молотило отбросил тяжёлый скользкий от крови щит и вместо него взял в левую руку увесистый кистень с толстой цепью и массивным шишаком на конце. Кистень с жужжанием, будто огромный шмель, стал описывать круги, легко загибаясь за щиты печенегов, обвиваясь вокруг рук и шей, сдёргивая всадников с коней и укладывая их под топор Молотило.

Страшная и жестокая рубка шла вокруг. Кто был послабее или менее расторопен, кто не смог одолеть обычной для человека робости перед схваткой, пали ещё в первом бою. Теперь остались самые крепкие, умелые и отчаянные бойцы. Всё же, улучив момент, кузнец нет-нет да и бросал взгляд на Комеля. В одно из таких мгновений он увидел, что на скорняка насели сразу три печенега, но он пока справлялся.