— Хотя признаюсь, меня удивило, что вы не длинноволосая блондинка. — Улыбаясь, он тронул рукой черную прядь моих волос, выбившуюся из прически.
Я взглядом ударила его по руке. Порой мне казалось, что недуг сделал принца излишне дерзким, словно он считал, будто может позволить себе игнорировать общепринятые правила приличия.
— Для иллюстраций позировала не я. Изначально эта была история двух… двух друзей. — Я старалась говорить как можно более равнодушно. — Но я, разумеется, очень довольна, что она стала чем-то большим и доставила столько радости другим.
— А вы рады, что именно она свела нас с вами? Именно в таком ключе я думаю о ней. Как о части какого-то более грандиозного замысла… — Лео прервался: его слуга поспешил вперед распахнуть перед ним дверь.
Мы раскрыли зонтики и вышли на улицу, в туманный октябрьский день. Зонты защищали от моросящего дождя, но, продолжая разговор, нам теперь приходилось повышать голос.
— Что вы имеете в виду?
— Ну разве можно назвать простым совпадением то, что Дакворт стал моим преподавателем? Словно все неким мистическим образом направляло меня к вам. При нем вам рассказали эту историю, а теперь — пожалуйста, я с вами. Вы не против, Алиса? Вы не против того, что я так счастлив с вами?
Он приблизился ко мне вплотную, так близко, что голова принца оказалась под моим зонтиком и я ощутила на своем лице его теплое дыхание. Он улыбался мне и был так мил в своей искренности, что мое сердце, наверное, выпрыгнуло бы из груди от чувств, не будь лиф платья таким тугим. Я не смогла выдержать его взгляд, поскольку уже была не такой храброй, как в детстве, когда не боялась заявлять о своих желаниях во всеуслышание.
— Нет, не против, — прошептала я застенчиво, как положено дамам. Даже Ина одобрила бы. И все же я не удержалась от счастливой, уверенной улыбки.
Но я вовсе не была той, за которую принял меня Лео, и той, какой воспринимала себя я.
Довольный, Лео вернулся под свой зонтик, подставил мне руку, как это сделал бы любой джентльмен в такую сырую погоду, и повел по натекающим между камнями мостовой лужам. Мы шли по Сент-Олдейт. Софи с камердинером принца следовали сзади, как и полагалось, в трех шагах от нас.
— Как странно сознавать, что Доджсон — это Льюис Кэрролл. До поездки сюда я воображал Льюиса Кэрролла эдаким добрым старым дядюшкой. Жизнерадостным толстяком с бакенбардами. А он, оказывается, просто придирчивый преподаватель математики, причем весьма посредственный и не имеющий авторитета! Впрочем, Дакворт всегда говорит о нем с теплотой. Они ведь старые приятели, не так ли?
— Полагаю, они до сих пор дружат, хотя я не видела мистера Дакворта много лет, с тех пор как он уехал в Лондон. — Мне с трудом удавалось сдерживать дыхание. С каждым упоминанием о мистере Доджсоне оно все ускорялось и уже почти попадало в такт каплям усиливавшегося дождя, стучавшим по моему зонтику. Но, даже задыхаясь, я не могла сдержать дрожь.
— Старина Дак все тот же… О, бедняжка, да вы, похоже, совсем замерзли! — Лео остановился, с тревогой глядя на меня.
— Да, весьма.
— А это значит, вам надо домой. Я вас провожу. — Он было собрался со мной на противоположную сторону улицы к входу во двор перед колледжем.
— О нет! Не надо… вам пора отдыхать, тем более на улице так скверно. Я прекрасно дойду сама. Если мы с вами распрощаемся здесь, вы скорее окажетесь дома.
— Я увижу вас завтра вечером?
— Конечно! — Я одарила его ободряющей улыбкой. — Мама с восторгом ждет вашего визита. Ведь вечер она устраивает в вашу честь.
— Тогда до завтра. — Лео взял мою руку, прижался к ней губами и поклонился.
Сделав реверанс, я задержалась, глядя вслед его удалявшейся стройной и изящной, но в то же время внушительной фигуре. Он шел под большим черным зонтом, в то время как его угрюмый камердинер тащился следом с непокрытой головой, облепленной мокрыми жиденькими волосами.
Мы с Софи перешли на другую сторону улицы, прокладывая себе путь в море зонтиков. Толку от моего зонта уже не было никакого: юбка, как и туфли, уже промокла насквозь и весила, казалось, не меньше двенадцати стоунов.
[7]
Как только мы достигли двора перед колледжем, я, подняв голову, посмотрела на окна к северу от башни. Там горел свет, за занавесками что-то темнело, но никакого движения я не заметила.
И все же я не могла отделаться от ощущения, будто за мной — с тех самых пор, как я с сестрами играла в саду в крокет, — кто-то наблюдает. Вот только я уже не ребенок. И теперь играю в гораздо более сложные игры.
— Ну, скажите же, — проурчал мистер Рескин, увлекая меня за руку в угол, — буду ли я в скором времени обращаться к вам Ваше Королевское Высочество?
Мы находились в столовой нашего дома, залитой светом двух громадных люстр с весело блестевшими на них свечами. В промежутках между музыкальными номерами подавали напитки и закуски. Мама, по-прежнему статная, хотя в темных волосах ее теперь серебрилось несколько седых прядей, порхала в изумрудно-зеленом сатиновом платье со смелым декольте, открывавшим ее внушительный бюст. Она внимательно оглядывала выставленные на столе и в буфете закуски и напитки: блюда с холодным языком, пирамиды фруктов в двух низких медных вазах, тонкие фарфоровые тарелки с желе и мороженым и огромные граненые чаши с пуншем. Встревоженно подняв глаза, мама передвинула блюдо с языком как раз в тот момент, когда на него грозила упасть капля воска.
Папа занимал гостей за дверями комнаты рассказами о маленьком Лайонеле, которому всего шесть, но который уже подает большие надежды в науке. Наконец-то у папы появился сын, способный сравниться с ним по интеллекту. Отличавшийся добротой и великодушием Гарри не оправдал его надежд.
До окончания детородного периода мамы в нашем семействе еще появилось прибавление в лице Вайолет, Эрика и Лайонела. Семья выросла и окончательно сформировалась. Ина в прошлом году вышла замуж за аристократа из Шотландии, Уильяма Скина. К безграничному удовольствию мамы, его семья владела множеством имений, а то, что Уильям принадлежал к академической среде, вызывало отклик в сердце папы. Когда Уильям Скин познакомился с Иной, он был стипендиатом в Колледже Всех Святых. Таким образом, часть года они проводили в Оксфорде.
— Мистер Рескин, — пробормотала я, — если бы нечто подобное произошло, вы бы первым узнали об этом.
— Лукавство, мисс Алиса, вам не к лицу. — Он посмотрел на меня из-под буйно кустившихся бровей. Его голубые глаза ярко блестели. — Я бы узнал об этом последним.
— Из моих уст. Но сначала вы, конечно же, узнали бы об этом от кого-то другого. От одного из ваших источников. — Я озорно улыбнулась и пошла прочь в глубь зала, к лестнице, которую украшали в живописных позах стоящие там пары. Женщины были в ярких вечерних платьях, по цвету сочетавшихся с украшавшими дам драгоценными камнями. Сшитые по последней моде платья имели плотно облегающий лиф и узкую переднюю часть юбки, которая сзади собиралась в ниспадающий каскадом турнюр, украшенный лентами, кружевами и бантами. На груди делался глубокий вырез, на рукавах — крошечные буфы, и дополняли наряд короткие кружевные или сетчатые перчатки. Кавалеры в черных фраках, белых жилетах, белых рубашках с новенькими воротниками-стойками со скошенными концами ухаживали за дамами и держали для них тарелки. От круглых, шарообразных газовых ламп, недавно установленных в нашем доме, на темные цветастые обои падал мутный желтый свет, хотя мама до сих пор не могла отказаться от свечей.