Я была Алисой - читать онлайн книгу. Автор: Мелани Бенджамин cтр.№ 24

Я не вполне ее понимала. Какое-то состояние было и у меня. Какое-то состояние имелось у всех, кого я знала. Исключая слуг, конечно.

— А еще должно быть… должно быть некое взаимное чувство. Взаимоуважение, взаимная симпатия, доброжелательность — вот, пожалуй, как бы я выразилась.

— Доброжелательность и симпатия?

— Да. Ты сама поймешь… увидишь все это в его глазах.

Мое сердце затрепетало, лицо загорелось: я вспомнила глаза. Ярко-голубые глаза, глаза, преследовавшие меня повсюду, куда бы я ни направлялась. Я чувствовала на себе их взгляд, даже оставаясь одна. Особенно… особенно это случалось по ночам, когда сестры спали, а я лежала на спине с открытыми глазами. В очень тонкой, почти невесомой хлопковой ночной сорочке, имевшей, таким образом, некое сходство со стареньким платьем цыганской девочки.

Я удрученно покачала головой: последнее время я потеряла бдительность. Мысли могли и удивить, и шокировать меня. Я не знала даже, откуда они берутся, однако чувствовала, что пока еще сама могу за ними уследить.

— Бедный Берти, — пробормотала мама.

— Кто это?

— Принц Уэльский.

Я обрадовалась возможности отвлечься от своих мыслей и думать о чем-то другом, ибо подозревала, что мои мысли опасны, хотя и не могла объяснить — отчего.

— Почему он бедный?

— Потому что члены королевских семей никогда не женятся по любви. Любовь — это, конечно, не все… вряд ли я сочла бы ее единственным поводом для брака. Но я знаю Берти. Он доставил твоему отцу много хлопот, пока жил здесь. Он никогда не будет счастлив с маленькой славной принцессой, как бы красива она ни была.

— А она красива, правда? — Я с восхищением разглядывала портрет принцессы Александры в газете. Она поражала своей красотой: темные волосы, чудесные большие глаза и самая тонкая талия из всех, что мне доводилось видеть.

— Да, но ее красоты недостаточно, чтобы удержать Берти. Однако это не наша трудность, правда? Бедная королева — она до сих пор в трауре.

После смерти принца Альберта более года назад мама заказала для нас несколько зимних платьев — черных и серых с черной каймой. Когда я узнала, что нам больше не нужно их носить, то очень обрадовалась.

— Мама, а какое состояние должно быть у джентльмена, чтобы он считался подходящей парой? — Я взглянула на мать, приготовившись к новым подсчетам. Но увидела ее закрытые глаза и услышала ее ровное дыхание.

Медленно поднявшись, осторожно, чтобы ничего не задеть на столе своими широкими рукавами, я наклонилась и поцеловала ее в лоб. Он оказался липким, и я слегка подула на него, желая развеять мамины беспокойные мысли. Затем подошла к окну и плотнее задернула тяжелые парчовые гардины, чтобы в комнату не проникал неослабевающий шум улицы.

Делая это, я бросила взгляд через весь сад на старую библиотеку с выгнутой куполообразной крышей и маленькими окошками, где жил мистер Доджсон. А потом на ум мне пришел принц Уэльский, у которого должна была состояться свадьба.

В те дни мне казалось (ибо меня тоже захватила свадебная лихорадка, хотя я бы ни за что в этом не призналась; картинка с изображением принца и его невесты лежала у меня под подушкой, где ее никто не мог найти), будто сам воздух пропитан любовью. Впрочем, наверное, мы просто ждали ее. Любовь овевала обнаженные ветви деревьев, согревала камни двора перед колледжем в солнечные дни. Хотелось верить, что счастливая любовь существует не только в сказках или выдуманных историях. Хотя в историях, рассказанных мистером Доджсоном, ее не было вовсе. Мне внезапно пришло в голову, что его истории почти всегда отличались скупостью чувств. Почему? Может, он нуждался в ком-то… кто мог бы его вдохновить?

Однако такой рассказчик, как он, без сомнения, должен был в глубине души верить в счастливую любовь. Возможно, он мог бы завершить ею мою историю. Рассуждая в таком ключе, я покраснела, но не отказалась бы ни от одного своего слова. Они не прозвучали вслух, они остались внутри меня, где-то в отдаленном уголке моего сердца. Как знать, может, еще не все потеряно — ведь история еще не написана.

Я верила, что еще не поздно ее изменить. Мне нужно только одно — попросить его об этом, — ведь он никогда и ни в чем мне не отказывал. Алиса могла быть высокой, бледной девицей с короткими черными волосами и несколько озабоченным лицом. Могла бы гулять на закате рука об руку с высоким, стройным мужчиной с голубыми глазами и вьющимися светло-каштановыми волосами. Они могли бы жить долго и счастливо, как принц и принцесса Уэльские. Вопреки маминым словам мне хотелось верить, что они очень любили друг друга. Ибо если принц с принцессой не могут жить, как в сказке, на что тогда надеяться нам, простым смертным?

Что это? Не огонек ли загорелся в окне в противоположном конце сада? Не свет ли это в комнатах, где я много раз бывала и при одной мысли о том, что еще раз могу там оказаться, мое сердце трепетало, во рту пересыхало, а голова шла кругом от фантазий о сказках, принцах, любви и достойных мужчинах? Я поспешила задернуть шторы, собираясь уйти, словно призраки ночи могли увидеть меня и прочитать мои мысли.

На цыпочках я прошла мимо спящей мамы. Красный плед, которым она была укрыта, равномерно вздымался и опускался в такт ее дыханию. На миг остановившись, я посмотрела на нее, пытаясь угадать, какие сны видят мамы…

И что значит для них счастливая любовь — то же, что и для нас?

10 марта состоялось венчание принца и принцессы Уэльских. В Оксфорде грянули торжества. Мама слишком хворала, чтобы переживать из-за невозможности стать распорядительницей одного из них, и ее недомогание беспокоило меня больше, чем те странные откровения, которыми она до этого со мной делилась.

Ее все же хватило на то, чтобы выбрать для меня и Ины с Эдит платья, которые мы должны были надеть на нашу первую официальную церемонию. Каждая из нас посадила дерево в честь королевской четы. Свое я посвятила принцу Альберту, после чего произнесла короткую речь (которую, по словам Ины, никто не слышал, поскольку мой голос звучал не громче шепота). А потом мы с папой и бабушкой Рив, приехавшей помогать маме, бродили по узеньким улочкам Оксфорда, наслаждаясь всеобщим весельем — ярмарками и играми на траве, танцами и звучавшей отовсюду музыкой. Никогда прежде я не видела такого количества музыкантов. Многие были в военной форме, и, когда они дули в свои медные трубы, их лица становились красными под стать их мундирам. Несмотря на солнце, воздух дышал прохладой, но это никому не мешало, потому что на каждом углу горели костры, за которыми присматривали веселые трубочисты со старьевщиками, разодетые в свои самые лучшие черные сюртуки и залихватски сдвинутые набок цилиндры.

Ина была не в духе, несмотря на заразительное веселье вокруг: на улицах незнакомые люди брались за руки, дерзкие юноши, к великому ужасу бабушки, срывали поцелуи у молодых женщин. Мама позволила мне нынешним вечером посмотреть фейерверки и иллюминации и при этом разрешила пригласить в качестве сопровождающего, кого я сама захочу. И я, не колеблясь, выбрала мистера Доджсона.