Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - читать онлайн книгу. Автор: Джуно Диас cтр.№ 51

Маркус сгорбился, закуривая сигарету, а когда выпрямился, из темноты возникло его лицо, мрачное, но по-прежнему дружелюбное. Мы тут ничего не можем поделать, Абеляр.

Но представь, что ты оказался в подобной переделке: как бы ты защитил свою семью?

Я бы позаботился о том, чтобы у меня родились уродливые дочери.

Лидия показала себя куда более практичной. Она сидела перед туалетным столиком, расчесывая свои мавританские волосы. Он лежал на кровати, голый, рассеянно пощипывая свой член. Отошли ее в монастырь, предложила Лидия минутой ранее. Лучше всего на Кубу. Мои тамошние родственники о ней позаботятся.

Куба была мечтой Лидии, ее Мехико. Она только и говорила о том, чтобы перебраться туда.

– Но мне потребуется разрешение от властей!

– Так подай заявление на выезд.

– А что, если Эль Хефе увидит мое прошение?

С резким стуком Лидия положила щетку на столик.

– Какова вероятность, что такое случится?

– Кто знает, – ощетинился Абеляр. – В этой стране никто ничего не знает.

Любовница ратовала за Кубу, жена – за домашний арест, лучший друг отмолчался. Врожденная осторожность приказывала Абеляру дожидаться дальнейших инструкций. И в конце года он их получил.

На одном из нескончаемых президентских торжеств Эль Хефе, пожав Абеляру руку, не переместился к следующему гостю, но притормозил – кошмар становился явью – и, не отпуская его пальцы, спросил пронзительным голосом: вы доктор Абеляр Кабраль? Абеляр поклонился: к вашим услугам, Ваше Превосходительство. Меньше наносекунды хватило, чтобы Абеляра прошиб пот; он знал, что сейчас последует; Скотокрадово Семя за всю жизнь и двух слов ему не сказал, а значит?.. Он не осмелился отвести глаза от густо напудренной физиономии Трухильо, но боковым зрением заметил, как оживились подхалимы, смекнув, что сейчас Абеляру достанется.

– Я часто вижу вас здесь, доктор, но в последнее время без жены. Вы развелись с ней?

– Я по-прежнему женат, Ваша Беспредельность. На Сокорро Эрнандес Батиста.

– Рад слышать, – слегка кивнул Эль Хефе, – а то я уже боялся, вдруг вы заделались ун марикон, пидором. – Он обернулся к подхалимам и расхохотался.

Ой, Шеф, заверещали они, ну вы и скажете.

В подобной ситуации иной лох в отчаянном порыве, возможно, попытался бы отстоять свое мужское достоинство, но Абеляр был другим лохом. Он не проронил ни звука.

– Ну конечно, – продолжил Эль Хефе, смахивая слезу, – никакой вы не марикон, но я слыхал, у вас есть дочери, доктор Кабраль, и одна из них очень красива и изящна, верно?

Абеляр десятки раз репетировал ответ на этот вопрос, но его отклик был чисто рефлекторным, возникшим из ниоткуда: да, Эль Хефе, вы правы, у меня две дочери. Хотя, сказать по правде, их можно счесть красивыми, если только вы предпочитаете усатых дам.

Мгновение Эль Хефе молчал, и в этой мучительной тишине Абеляр уже видел, как его дочь насилуют у него на глазах, погружая его с издевательской медлительностью в знаменитый бассейн с акулами. Но затем, чудо из чудес, Трухильо сморщил свое поросячье личико и засмеялся. Абеляр тоже засмеялся, и Шеф двинулся дальше. Вернувшись домой в Ла-Вегу поздним вечером, Абеляр разбудил крепко спавшую жену, чтобы помолиться вместе и возблагодарить Небеса за спасение семьи. Быстротой вербальной реакции Абеляр никогда не отличался, обычно он долго шарил в кармане, прежде чем отыскать нужное слово. Не иначе вдохновение пришло ко мне из тайных сфер моей души, поведал он жене. От некоей непостижимой сущности.

– То есть от Бога? – допытывалась жена.

– От некоего существа, – невразумительно отвечал Абеляр.

Следующие три месяца Абеляр ждал конца. Ждал, когда его имя замелькает в газетном разделе «Народный суд» с небрежно завуалированной критикой в адрес «костоправа из Ла-Веги» – с чего режим нередко начинал уничтожение какого-нибудь респектабельного гражданина вроде него – и колкостями насчет носков, не сочетающихся по цвету с рубашкой; ждал письма с требованием явиться к Шефу для личной беседы; ждал, что его дочь пропадет по дороге из школы. В этом беспросветном бдении он похудел килограммов на пять. Начал много пить. Едва не угробил пациента – рука дрогнула. Если бы жена не заметила его промах, прежде чем они наложили швы, кто знает, что могло случиться. Орал на дочерей и жену практически каждый день. Не слишком тянулся к любовнице. Но сезон дождей сменился сезоном жары, и клиника наполнилась несчастными, ранеными, страждущими, и когда спустя четыре месяца так ничего и не произошло, Абеляр был готов вздохнуть с облегчением.

Быть может, написал он на тыльной волосатой стороне своей ладони. Быть может.

В некотором смысле жизнь в Санто-Доминго при Трухильо во многом напоминает то, что творилось в знаменитой серии «Сумеречной зоны», [91] столь любимой Оскаром, там, где чудовищный белый мальчонка со сверхъестественными способностями заправляет городом, полностью изолированным от остального мира, городом под названием Пиксвиль. Мальчонка злобен и непредсказуем, и все городское «сообщество» живет в вечном страхе, изобличая и предавая друг друга по малейшему поводу, чтобы самим не занять место человека, которого пацан изувечит или, что еще ужаснее, отошлет на кукурузное поле. (Когда он совершит очередную жестокость – приставит три головы какому-то бедолаге, отфутболит в кукурузу надоевшего товарища по играм или вызовет снегопад, под которым погибнет урожай, – затерроризированные жители Пиксвиля обязаны произнести: ты хорошо поступил, Энтони. Хорошо.)

Между 1930-м (когда Скотокрадово Семя захватил власть) и 1961-м (когда его изрешетили пулями) Санто-Доминго был карибским Пиксвилем, где Трухильо играл роль Энтони, а всем прочим предназначались реплики человека, превращенного в чертика из табакерки. По-вашему, сравнение хромает, и вы закатываете глаза, но согласитесь, друзья, трудно переоценить мощь железной хватки, в каковой Трухильо держал доминиканский народ, а также тень страха, что он отбрасывал на весь регион. Наш парень властвовал в Санто-Доминго так, словно это был его личный Мордор; [92] он не только отрезал страну от остального мира, повесив банановый занавес, но и вел себя как на собственной плантации, где ему принадлежит все и вся: убивал кого хотел, сыновей, братьев, отцов, матерей; отбирал женщин у их мужей; крал невест прямо из-под венца, а потом публично хвастался «отменной брачной ночкой», что он поимел накануне. Его глаза и уши были повсюду; его тайная полиция перештазила Штази, следя за всеми и каждым, даже за теми, кто жил в Штатах; его аппарат госбезопасности был проворнее мангуста: скажешь без двадцати девять утра что-нибудь дурное об Эль Хефе, и не успеют часы пробить десять, а тебе уже суют электрохлыст в задницу в пыточных подвалах Куаренты. (Кто сказал, что в третьем мире низкий кпд?) И не одного мистера Пятница Тринадцатое приходилось остерегаться, но и целой нации стукачей, что он наплодил, ибо, если любой Темный властелин достоин своей Тени, Трухильо наслаждался преданностью своего народа. [93] Широко распространено мнение, что в разное время от сорока двух до восьмидесяти семи процентов доминиканского населения получали жалованье в тайной полиции. Ваши гребаные соседи могли извести вас лишь потому, что завидовали вам в чем-то, или потому, что вы втиснулись впереди них на раздаче благотворительной помощи. Людей необузданных со всеми потрохами выдавали полиции те, кого они считали своими друганами, либо члены их семей, либо случайные оговорки. Только что ты был законопослушным гражданином и колол орешки на своем балконе, а на следующий день ты уже в Куаренте, где раскалывают, не жалея молотков, уже тебя. Ситуация была столь дерьмовой, что многие реально верили в сверхъестественную природу Трухильо! Шептались, будто он вообще не спит, не потеет и способен видеть, ощущать, чуять то, что происходит за сотни миль от него, и что ему протежирует самый злобный фуку́ на Острове. (А вы еще удивляетесь, почему спустя два поколения ваши родители по-прежнему такие дико скрытные и почему вы только по чистой случайности узнаете, что ваш брат вам вовсе не брат.)