– Но ты сам собой – хрен знает что!
– К моему прискорбию, я таков, каков есть. А вот самая замечательная беседа:
– Джуниор?
– Что?
– Ты спишь?
– Если опять про «Звездный путь»…
– Нет, это не про «Звездный путь». – Он прочистил горло. – Мне стало известно из надежных источников, что ни один доминиканский мужчина никогда не умирал девственником. Ты обладаешь опытом в подобных делах. Думаешь, это правда?
Я сел в кровати. Чувак пялился на меня из темноты с убийственной серьезностью.
– Ну, доминикано нарушит все законы природы, если помрет, ни разу не трахнувшись.
Оскар вздохнул:
– Это меня и беспокоит.
Итак, что же происходит в начале октября? То, что обычно происходит с плейбоями вроде меня.
Я попался.
Неудивительно, когда живешь в штанах нараспашку. И не просто попался, меня подставили. Моя девушка Суриян обнаружила, что я путаюсь с одной эрмана, «сестрой»-доминиканкой. Ребята, никогда и ни за что не приближайтесь к телке, если ее зовут Авильда. Потому что когда она начнет вас авильдить, мало не покажется. Та, о которой идет речь, с разбегу уложила меня в постель, я даже не понял, как это случилось, а потом записала наш телефонный разговор, и не успел я выдохнуть: зараза, как все были в курсе. Похоже, землячка проворачивала этот номер раз пятьсот. За два года я попался дважды, мой личный рекорд. Суриян абсолютно озверела. Набросилась на меня в студенческом автобусе. Публика смеялась и подзуживала ее, а я притворялся, будто ни в чем не повинен. Так я начал больше времени проводить в общаге. Пописывал кое-что. Смотрел кино с Оскаром. «Остров “Земля”». «Яблочное семечко». «Проект “А”». Прикидывал, как жить дальше.
Мне следовало бы сдаться в реабилитационную клинику для сексуально озабоченных. Но если вы думаете, что я рассматривал такой вариант, значит, вы совсем не знаете доминиканских мужиков. Вместо того чтобы сфокусироваться на чем-то трудоемком и оздоровительном, например на собственном дерьме, я сфокусировался на простом и меня возвышающем.
Ни с того ни с сего и вовсе не в связи с моим поганым настроением – разумеется, нет! – я воодушевился идеей наладить Оскару жизнь. Как-то вечером, когда он ныл, кляня свое убогое существование, я спросил: ты реально хочешь все изменить?
– Конечно, хочу, но что бы я ни пробовал, мелиоративного эффекта не наблюдалось.
– Я изменю твою жизнь.
– Правда?
Его взгляд… У меня до сих пор сердце щемит, как вспомню, хотя столько лет прошло.
– Правда. Но ты должен меня слушаться.
Оскар поднялся. Положил руку на сердце.
– Даю обет покорности вашей воле, милорд. Когда приступаем?
– Скоро.
На следующее утро ровно в шесть я пнул ногой по кровати Оскара.
– Что такое? – всполошился он.
– Ничего особенного, – сказал я и швырнул кроссовки ему на брюхо. – Всего лишь первый день твоей новой жизни.
Наверное, Суриян мне здорово не хватало, иначе бы я не взялся, да еще на полном серьезе, за проект «Оскар». В те первые несколько недель, пока я ждал, что Суриян простит меня, я обращался с моим толстяком, как монах Убийца в храме Шаолинь. Гонял его круглыми сутками. Заставил поклясться, что он больше не будет приставать к незнакомым девушкам с идиотским «я люблю тебя». (Ты только пугаешь бедняжек.) Заставил соблюдать диету и прекратить высказываться о себе в негативе – у меня злая судьба, я сгину девственником, я уродливый, – и, по крайней мере когда я был рядом, он выполнял мои требования. (Мысли позитивно, напирал я, позитивно, кретин!) Даже брал его в свою компанию. Ничего серьезного – просто выпили слегка, и кругом было полно народу, так что монструозность Оскара не слишком бросалась в глаза. (Мои ребята взбеленились: что дальше? Позовем бомжей?)
Но мое величайшее достижение выглядело так. Я заставил чувака заниматься спортом вместе со мной. Бегать, на хрен.
Теперь вам ясно: Оскар и вправду смотрел на меня снизу вверх. Никто другой ничего подобного от него не добился бы. Последний раз он пытался бегать на первом курсе, когда был на двадцать пять кило легче. Не буду врать: поначалу я едва сдерживал смех, глядя, как он пыхтит по Джордж-стрит, а его пепельно-черные колени трясутся, будто желе. Пыхтит с низко опущенной головой, чтобы не слышать и не видеть реакции прохожих. Как правило, просто шутки и редкое эй, толстожопый. Лучший комментарий из подслушанных мною? «Мама, смотри, парень вывел свою планету на пробежку».
– Не обращай внимания на этих остряков, – говорил я.
– Не обращаю, – выдавливал он буквально на последнем дыхании.
Чувак ну совсем не проникся спортом. Стоило нам вернуться домой, как он тут же плюхался за письменный стол. Едва не прижимался к нему. И всячески норовил избавиться от пробежек. Начал вставать в пять утра, чтобы, когда я проснусь, уже сидеть за компьютером, уверяя, будто сейчас он как раз посередине невероятно важной главы. Потом допишешь, придурок. Примерно после четвертой пробежки он реально бросился передо мной на колени. Прошу, Джуниор, я больше не могу. Я лишь скорчил зверскую рожу. Переобуйся и утри сопли.
Я понимал, что все непросто. И моя безжалостность была не безгранична. Я видел, каково ему. Думаете, толстые люди раздражают окружающих, и все? Тогда вы еще не знаете, как их раздражает толстяк, возжелавший похудеть. Будит в беднягах осатанелого барлога. Милейшие девушки злобно шипели ему вслед, старушки причитали: ты отвратителен, отвратителен, и даже Гарольд, в котором я прежде не замечал анти-Оскаровых тенденций, стал называть его Джабба Хатт,
[70]
просто так. Дичь какая-то.
Ладно, люди – отстой, но был ли у Оскара выбор? Он должен был что-то делать. Сутками без выходных за компьютером, корпение над чудо-юдными шедеврами НФ, регулярные набеги в студенческий центр ради видеоигр, нескончаемые разговоры о девушках и ни одной поблизости – что это была за жизнь? Черт подери, мы учились в Рутгерсе, где девушки на каждом шагу, и вот вам Оскар, что каждый вечер не дает мне уснуть, рассуждая о «Зеленом фонаре».
[71]
Задаваясь вопросом – будь мы орками, разве мы на межрасовом уровне не воображали бы себя похожими на эльфов?
Чувак должен был что-то делать. И он сделал.