Она выбрала свою дорогу, пусть идет по ней. А Джеку Девлину пора выбрать свою. Решительность преисполнила его, когда он подумал о Клео. Она, наверное, еще будет спать, когда он вернется, а значит, можно тихонько прокрасться в дом и разбудить ее.
Пульс ускорился, когда Джек представил себе, что будет потом. Джинсы стали слишком тесны, когда он подумал о длинных ресницах Клео и ее хриплом со сна голосе. О том, как она соблазнительно, по-кошачьи выгибает спину, словно ждет, что ее приласкают, как тем утром, когда они проснулись вместе.
Сердце в груди трепетало, когда он думал об этой женщине. О женщине, которая идеально ему подходит. Лучше и лучше узнавая ее, Джек открывал что-то новое или хорошо забытое старое. От оригинального способа складывать немытые тарелки до нежности, которую Клео скрывала глубоко внутри себя.
Одним взглядом она могла превратить его в лед или растопить. В ней чувствовался характер. Она упряма, и уж если чего-то хотела, сбить ее с пути было невозможно. Ей не чуждо сострадание и сочувствие, она забывала о себе, помогая другим. Да взять хотя бы его самого и Джерри.
Джеку нужно было все в комплекте.
«Семья, Джек. Но ты ничего об этом не знаешь».
Он еще раз посмотрел на фотографию и засунул ее в карман. Может, теперь и знает. По крайней мере, точно уверен в том, что будет стараться.
Клео ужасно злилась, когда Джек уезжал, и он ее понимал, зная, что такое боль. Она всегда была вспыльчивой и прямолинейной, и это тоже нравилось Джеку. Скотти с ней отлично ладит. Он верный друг и сможет ее переубедить.
Она знает, что Джек к ней чувствует. Они ведь всего несколько дней назад занимались любовью, страстно, упоительно. Он вернется, хотя не рассказал о причинах отъезда, не хотел усложнять. Клео, не понимая ситуации, слишком бурно отреагировала. Любая другая женщина на ее месте повела бы себя так же.
Клео ждет. Она ведь сказала, что любит его. Точнее, прошипела. На губах Джека заиграла улыбка, он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Тело трепетало. Все будет хорошо, когда он объяснится.
Шасси глухо ударилось о бетон, самолет заревел, тормозя, и стал подруливать к терминалу, на стеклянных стенах которого играло бронзовое солнце.
Через невероятно долгий час Джек расплатился с таксистом и взглянул на окна спальни Клео. Как обычно, окно открыто, занавески плотно задернуты. Да, еще спит.
Джек почти не сомневался в том, что нервничает. Он заскочил к флористу, чтобы было что преподнести в знак примирения, и теперь аромат гвоздик с длинными стеблями смешивался со знакомым запахом травы, мокрой от утренней росы. Сороки трещали в ветвях эвкалипта. Джеку пришлось сдерживать себя, иначе он бросился бы к входной двери бегом.
Это возвращение домой сильно отличалось от того, что было несколько недель назад. Он возвращался домой – в смысле к женщине. К семье. К своей семье. Приятное тепло разлилось по телу, словно согретое утренним солнцем. Так и должно быть.
Образ Клео с животиком, в котором был его ребенок, заставил Джека остановиться. Их ребенок. Он выдохнул. «Стоп, не торопись. Потихонечку». Сначала извинения и объяснения.
Открыв дверь, он бросил сумку на пол. И сразу же заметил – тишина, пустота. Ни Кона, ни уютных ароматов завтрака.
Хорошее настроение как ветром сдуло. Все это не к добру.
С бешено бьющимся сердцем он бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Пустая кровать подтвердила догадку. Джек крепче сжал цветы. Клео любила этот дом. Она владела им.
Где она, черт побери?
Джек практически скатился с лестницы, схватил ключи и бросился к «даймлеру» Джерри, молясь о том, чтобы в баке осталось топливо. Номера Джинн у него не было, поэтому он позвонил Скотту. Голосовая почта. Джек выругался, оставил сообщение и бросил телефон на сиденье.
Взвизгнули шины, он вылетел на улицу, направляясь к квартире Скотта, которая располагалась в пяти минутах езды. Джинн уже наверняка ушла в салон, до Скотта ехать ближе. Завернув на стоянку, он увидел, как от дома отъехала машина соседа Скотта, Джейсона.
Джек надавил на звонок и подергал дверную ручку. Не заперто, он вошел и, ориентируясь по запаху тостов, пошел на кухню, где, судя по звукам, явно кто-то находился.
– Джек! – Увидев его, Скотт бросил в раковину бумажное полотенце, которым вытирал что-то на полу. Похоже, остатки кошачьей еды. – Я думал, ты позвонишь.
– Я звонил. Ты не ответил. А где…
Открылась дверь спальни Скотта, и на пороге появилась женщина с заспанными глазами. На ней, судя по всему, была только фланелевая рубашка. Слишком большая для нее.
– Клео!
Он услышал, как она резко вдохнула, и увидел ее огромные глаза.
– Джек!
Но облегчение было непродолжительным, оно превратилось во что-то горячее и резкое, словно Джека пронзили ножом. Он внимательно смотрел Клео в глаза, хотел прочитать в них правду. И отвлечься от голых ног и ложбинки между грудей.
Не может быть сомнений. Клео не любила его и не дождалась, она выполнила свою угрозу и ушла к Скотту, его лучшему другу. Из-за двойного предательства Джеку захотелось ударить что-нибудь. Что угодно. Вместо этого он крепче сжал цветы, по-прежнему глядя на Клео, аккуратно и очень осторожно положил их на кофейный столик:
– Сюрприз!
На мгновение Клео будто замешкалась, услышав в голосе Джека злобу, которую он даже не пытался скрыть, оглядела себя с ног до головы и подняла руку к единственной застегнутой на рубашке пуговице:
– Я… спала… Я…
Этот хриплый со сна голос, который всегда заводил Джека, на этот раз только сильнее разозлил. Он сделал шаг назад, все еще не понимая, что происходит. Перед ним словно разыгрывалась сцена из какой-то мыльной оперы. Он посмотрел на Скотта, на Клео, снова на Скотта:
– Что здесь, черт побери, происходит?
Скотт подошел к столу и засунул в портфель какие-то бумаги:
– Ты делаешь неправильные выводы.
Джек посмотрел на диван. Ночью там точно никто не спал.
– Да неужели? – Между Джеком и Скоттом стояла Клео, и только это помешало ему сделать то, о чем он впоследствии наверняка пожалел бы. Или не пожалел? – Здесь есть еще только одна кровать. Хочешь сказать, что ты гей, Скотти?
Бывший лучший друг и Клео обменялись странными взглядами.
– Мне надо быть в суде через час, – застегнув портфель, сказал Скотт. – Я вас оставлю. – Он остановился у двери. – Расскажи ему правду, Клео. Всю.
И дверь со щелчком закрылась.
Правду? И как далеко заходит эта правда? Джека обволокло холодом, как саваном, он чуть не задохнулся. Его предали люди, которым он доверял, которые были ему дороже всех на свете.
Он думал, что еще в молодости уяснил себе правило: оставляешь сердце нараспашку, значит, сам хочешь, чтобы его растоптали. Именно поэтому он выбрал роль зрителя и смотрел на жизнь через объектив камеры. Одинокий, холодный, с целым сердцем.