– Ты с ума сошла. – Он перегнулся через маленький столик и, взяв ее за руки, заставил подняться на ноги. Когда она встала перед ним, он положил руки на ее огромный живот. – Я люблю твой пупок, и каким он был, и каким он стал.
Он поцеловал ее сквозь ткань ночной рубашки. Грубые волосинки его усов проникли насквозь и пощекотали кожу.
– Я люблю будущего малыша. Я люблю тебя. У меня нет другой женщины, кроме тебя, и никогда не будет.
– Лжешь.
– Честно тебе говорю.
– А как же Мишель Пфайфер?
[1]
Он усмехнулся, сделав вид, будто задумался над ее вопросом.
– Это трудный вопрос. Как ее блинчики?
– Это для тебя так важно?
Он рассмеялся, посадил ее себе на колени и обнял.
– Осторожно, не раздави свое мужское хозяйство, – предупредила его она.
– Постараюсь.
Они страстно поцеловались. Когда он наконец оторвался от ее губ, она посмотрела на его хмурое лицо. Несмотря на ранний час и то, что он только что принял душ и побрился, вид у него был усталый, как будто он проработал целый день.
– Если это не моя стряпня, не другая женщина и не моя расплывшаяся фигура, то что тогда?
– Мне неприятно, что из-за меня ты вынуждена поставить крест на своей карьере.
У нее словно гора свалилась с плеч. Сказать по правде, она опасалась, что это нечто более серьезное.
– Неужели это так тревожит тебя?
– Это несправедливо, – упрямо заявил он.
– В отношении кого?
– В отношении тебя, конечно.
Аманда подозрительно посмотрела на него.
– Неужели ты собрался досрочно выйти на пенсию, чтобы превратиться в домоседа, и чтобы я содержала тебя?
– А что? Неплохая идея, – улыбнулся он. – Но, честно говоря, я думаю только о тебе. К сожалению, биология благосклонна к мужчинам…
– Это верно, – проворчала она.
– Тебе приходится идти на жертвы.
– Сколько раз я говорила тебе, что делаю как раз то, что хочу? Я хочу иметь ребенка, нашего ребенка. Это приносит мне радость.
К известию о ее беременности он отнесся со смешанными чувствами. Его первой реакцией был шок. Она перестала принимать противозачаточные пилюли, даже не обсудив это с ним. Впрочем, вскоре первоначальный шок прошел. Он свыкся с мыслью об отцовстве. Более того, эта идея начала ему даже нравиться.
В конце первого триместра она предупредила партнеров юридической фирмы, в которой работала, что возьмет отпуск по уходу за ребенком. Она уже точно знала, что будет рожать. Теперь же ее удивило, что у него, оказывается, есть сомнения на этот счет.
– Ты не была на работе всего пару недель и уже сделалась какой-то взвинченной, – сказал он. – Это видно с первого взгляда. Я отлично знаю, когда ты места себе не находишь.
Она нежным прикосновением убрала с его лба непослушные пряди.
– Это потому, что дома я уже все переделала. Вымыла плинтус, составила список консервов, разобрала оба ящика с носками в платяном шкафу. Я составила список дел, которые нужно успеть до рождения ребенка. Когда малыш появится на свет, у меня будет забот полон рот.
На его лице оставалось все то же виноватое выражение.
– Пока ты будешь изображать из себя Счастливую Хранительницу Домашнего Очага, остальные твои коллеги обгонят тебя на карьерной лестнице.
– И что из этого? – рассмеялась она. – Наш ребенок – самое главное дело моей жизни, и нынешней, и будущей. Это мое твердое убеждение.
Она взяла его руку и положила себе на живот. Он почувствовал, что ребенок зашевелился.
– Чувствуешь? Неужели какая-нибудь судебная тяжба важнее этого? Я приняла решение и довольна им. Я хочу, чтобы и ты был доволен и не волновался.
Впрочем, про себя она с ним согласилась, хотя и не сказала этого вслух. Покоя ему никогда не будет. И все же он не перестал любить ее, узнав, что у нее будет ребенок. Вот и сейчас он погладил ей живот в том месте, где их будущий ребенок только что лягнул ее изнутри крепкой ножкой.
– Наверно, ты слишком многого хочешь.
– Мне казалось, все мужчины хотят, чтобы их жены сидели дома, были беременны и босы, – поддразнила она его. – Что с тобой не так?
– Просто я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалела о том, что отказалась от карьеры.
– Этого не произойдет, – с улыбкой заверила она его.
– Тогда почему мне кажется, что над моей головой занесен топор?
– Потому что ты, глядя на стакан, всегда заявляешь, что он наполовину пуст.
– Ты же утверждаешь, что он наполовину полон.
– Я вижу, что он полон до краев.
Она сделала забавный жест, заставивший его улыбнуться себе в усы. Она обожала эту его улыбку.
– Да, да, я вечный пессимист.
– Так ты признаешь это?
– Нет. Просто мы уже касались этого вопроса раньше.
– Да, причем не раз, меня уже от него тошнит, – сказала она.
Они улыбнулись друг другу, и он снова прижал ее к себе.
– Ты и так слишком многим пожертвовала ради меня.
– Помни об этом, когда тебя поманит пальчиком Мишель Пфайфер.
Она удобнее устроилась у него на коленях и поцеловала его с нарастающей страстью. Его рука скользнула по ее ночной рубашке и остановилась на ее груди, тугой и упругой, готовой к лактации. Он погладил ее груди и легонько ущипнул соски.
Затем спустил вниз плечи ночной рубашки и стал ласкать ее губами и языком. Почувствовав его колкие усы, она застонала.
– Ты играешь нечестно.
– Сколько нам еще придется ждать?
– Как минимум шесть недель после родов.
Он шутливо простонал.
– Лучше не начинать то, что мы не сможем прекратить.
– Слишком поздно, – сказал он, подмигнув.
Аманда, смеясь, поправила на плечах ночную рубашку и встала.
– Тебе пора идти.
– Да, верно. – Он тоже встал, надел пиджак и направился к двери. – Как ты себя чувствуешь?
Она обеими руками взялась за живот.
– Не я, мы. Мы себя отлично чувствуем.
– Ты плохо спала.
– Выспишься тут, когда в животе у тебя некто играет в футбол.
Возле порога они поцеловались на прощание.
– Что приготовить вечером на ужин?