– Уйди от него, – прохрипел он. – Сегодня. Сейчас. Я не хочу, чтобы ты провела с ним хотя бы ночь.
– Я не могу.
– Неправда, можешь. Я, даже думая о тебе, схожу с ума. Я люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – сказала она сквозь слезы. – Но я не могу взять и уйти из семьи. Не могу оставить детей.
– Твой дом теперь – со мной. Я не требую, чтобы ты оставила детей. Забери их с собой. Я заменю им отца.
– У них уже есть отец. И они его любят. Но мой муж… В глазах Господа я принадлежу ему. И не могу его бросить.
– Ты его не любишь.
– Нет, – честно призналась она. – По крайней мере, не в том смысле, в каком я люблю тебя. Он хороший человек. Он обеспечивает меня и наших дочерей.
– Это не любовь. Он всего лишь исполняет свой долг.
– Для него это примерно одно и то же, – она положила ему на плечо голову, как будто помогая ему понять. – Мы выросли в одном квартале. Мы влюбились друг в друга еще школьниками. Наши жизни переплелись и их не разъять. Он – часть меня. Я – часть его. Если я его брошу, он никогда не поймет, почему. Это его убьет.
– Если ты не уйдешь от него, это убьет меня.
– Неправда, – возразила она. – Ты умнее, чем он. Сильнее, увереннее в себе. Ты выживешь, что бы ни случилось. А вот он – вряд ли.
– Он не любит тебя так, как люблю я.
– Он не делает со мной в постели того, что делаешь ты. Ему бы и в голову не пришло, – она смутилась и опустила голову.
Сексуальность была запретной темой. Ее обходили молчанием. Такие вещи было не принято обсуждать вслух. Ни в ее семье, когда она была девушкой, ни когда вышла замуж. Это делали в темноте – неизбежное зло, которое господь терпит лишь затем, чтобы не прервался человеческий род.
– Он не чувствителен к моим желаниям, – призналась она, покраснев. – Он бы пришел в ужас, узнай он, что они у меня есть. Ты вынуждаешь меня трогать тебя так, как никогда бы не осмелилась прикоснуться к нему, опасаясь тем самым его оскорбить. Он счел бы твою сексуальность признаком слабости. Его никто не учил быть нежным в постели.
– Типичный мексиканский мачизм, – с горечью произнес он. – И ты согласна терпеть его до конца своих дней.
Она печально посмотрела на него.
– Я люблю тебя сильнее, чем свою жизнь. Но он мой муж. У нас есть дети. Мы принадлежим одной культуре.
– Мы с тобой тоже могли бы иметь детей.
Она с нежностью и сожалением прикоснулась к его щеке. Порой он вел себя как ребенок, требуя от нее того, чего она не в состоянии ему дать.
– Брак – это священное таинство. Перед Богом я пообещала принадлежать ему до самой смерти, ибо только она способна разлучить нас, – к ее глазам подступили слезы. – Ради тебя я нарушила обет верности. Другие я не нарушу.
– Перестань. Не надо плакать. Я не хочу, чтобы ты из-за меня страдала.
– Обними меня, – она теснее прижалась к нему.
Он погладил ее волосы.
– Я знаю, что, бывая со мной, ты нарушаешь свои религиозные заповеди. Но это свидетельство глубины твоих чувств. Твое понятие морали не позволило бы тебе спать со мной, не люби ты меня всем сердцем.
– Я же тебя люблю.
– Знаю. – Он вытер с ее щек слезы. – Прошу тебя, не плачь, Джуди. Мы что-нибудь придумаем. Вот увидишь. А пока полежи рядом со мной. Нам осталось совсем немного времени.
Они прижались друг к другу. Их страдания были столь же абсолютны, как и их любовь, а их тела как будто созданы друг для друга.
Именно такими их и застал ее муж всего несколько минут спустя.
Она заметила его первой – он стоял в дверном проеме спальни, пылая праведным гневом. Она тотчас вскочила и потянулась за простыней, чтобы прикрыть наготу. Она открыла было рот, чтобы произнести его имя, но в горле пересохло от страха и стыда.
Изрыгая грязные слова, каких от него она ни разу не слышала, он бросился к кровати, воздев над головой бейсбольную биту. Очертив в воздухе зловещую дугу, та опустилась ей на голову.
Позднее даже медиков, которым не привыкать к самым ужасным сценам, едва не вырвало при виде кровавого зрелища. Обои в цветочек рядом с кроватью от пола и до потолка были забрызганы кровью и частичками мозга.
– Господи Иисусе! – пробормотал один из них, отнюдь не для того, чтобы оскорбить висевшее на стене распятие.
Его партнер опустился на колени.
– Черт побери, я прощупал пульс.
Второй с сомнением посмотрел на раскроенный череп, откуда по-прежнему вытекал мозг.
– Думаешь, есть шанс?
– Нет, но попробовать можно. Похоже, мы имеем потенциального донора органов.
Глава 3
10 октября 1990 года
– Что-то не так с блинчиками?
Он поднял голову и посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
– Что?
– Хорошо взбитое тесто позволяет выпекать невесомые, ажурные блинчики. Должно быть, я сделала что-то не так с тестом.
Он ковырялся в тарелке с завтраком уже минут пять, но так ничего и не съел. Затем размазал вилкой липкую сладкую кашу и виновато улыбнулся.
– Нет-нет, с блинчиками все в порядке. Дело не в них.
Он не хотел ее обижать. На самом деле Аманда готовила из рук вон плохо.
– Как мой кофе?
– Замечательный кофе. Я пожалуй, выпью еще чашку.
Она посмотрела на часы.
– У тебя есть время?
– Я не тороплюсь.
Он редко позволял себе опаздывать на работу. Что бы там ни занимало его мысли последние несколько дней, это наверняка что-то крайне важное, подумала она.
Она неуклюже поднялась и подошла к стоявшей на кухонном столе кофеварке. Забрав графин, вернулась к нему и снова наполнила его чашку.
– Нам нужно поговорить.
– Что ж, приятное разнообразие, – сказала она, снова сев на стул. – Ты как будто находишься в другом мире.
– Знаю. Извини.
Он нахмурился; между бровями тотчас образовалась суровая складка. Он задумчиво смотрел на дымящуюся чашку кофе, которого он точно не хотел. Она это знала. Он просто пытался тянуть время.
– Ты пугаешь меня, – мягко произнесла она. – Что бы ни тревожило тебя, почему ты не хочешь рассказать мне? Вот увидишь, тебе сразу станет легче. Что это? Другая женщина?
Он смерил ее выразительным взглядом, молча упрекая – как вообще у нее язык повернулся предположить нечто подобное.
– Все понятно, – сказала она, шлепнув ладонью по столу. – Я тебе отвратительна, потому что стала похожа на слониху. У меня жуткие отекшие ноги. Ты скучаешь по моим маленьким острым грудкам, которыми ты раньше дразнил меня. Мой аккуратный пупок остался в прошлом, мой раздутый живот тебя отталкивает. Беременность лишила меня привлекательности, и тебе хочется трахаться с молоденькими красотками. Просто ты боишься мне в этом признаться. У тебя наверняка кто-то есть. Угадала?