Кошка колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Астахова, Яна Горшкова cтр.№ 65

– У них и свиньи есть? – вытаращил глаза горец. Почему-то альфарские свиньи поразили его гораздо больше, чем перспектива тысячелетнего рабства в горах.

– Свиньи есть повсюду, – авторитетно заверила сида, успокаиваясь. – А у свиней из Альвхейма человечина за изысканное блюдо считается.

Вот и поди пойми, только ли настоящих свинок, с пятачками и щетиной, имела в виду дочь Ллира.

– Понял! – предупреждая новый поток наставлений, Кеннет поднял ладони кверху. – Буду тихим, мирным и безгласным, что твой монашек.

Кайлих покачала головой, откровенно сомневаясь, но продолжала:

– Альфары горды и безжалостны; их гордость столь велика, что не слово даже, а неверный взгляд может разжечь их ярость. Они настолько жестоки, что почти нет шансов уйти живым с площадки для поединков, если один из альфар вызовет тебя на бой. Альфары вероломны; если есть хоть малейшая лазейка, они, не задумываясь, нарушат любую клятву. Вы, дети Евы, для них всего лишь скот, мясо, в лучшем случае – рабы. Альв может прийти в твой дом другом, возжелать твоего добра и тут же затеять ссору, чтобы без помех убить тебя. Я по твоим глазам, дитя, читаю, что ты не веришь моим словам. Напрасно. Если ты привлечешь к себе внимание хозяев Альвхейма, если они захотят твоей крови и плоти, я не смогу тебя защитить.

Горец пожал плечами. Грозные предупреждения тетушки Шейлы его не слишком-то впечатляли. Гордые, безжалостные, вероломные, охочие до чужого добра… Прямо как о Кэмпбеллах с Кэмеронами речь! Да и сами сиды, если верить сагам, недалеко ушли по части страсти к чужому добру и чужим бабам.

– Зачем же мы к ним плывем, коли так все сурово?

– Затем, что, если мы с конунгом льюсальфар сторгуемся, владыка Альвхейма откроет для нас врата и позволит пройти.

– Куда пройти?

– В то место и время, где живет человек – обладатель третьего Дара Этне.

– А может, как-нибуть обходной тропкой получится? Ну, без альвов этих коварных?

– Нет другого пути, родич. Во всяком случае, такого, которым смог бы пройти человек. Дети Дану вольны бродить по мирам и временам свободно, как эти крикливые птицы, летающие над мачтами. – Сида, не глядя, ткнула пальцем вверх. – Но дети Евы привязаны каждый к своему миру. Вот, гляди! Матросы снуют между мачтами. Так и вы, люди. Вам нужна опора, твердь под ногами или хотя бы тонкий канат над бездной.

Кайлих прикрыла глаза и вздохнула. Кеннету показалось, что фигура сиды стала какой-то расплывчатой, нечеткой. Горец потер глаза, поморгал, но это не слишком помогло. Дочь Ллира окуталась серебристой дымкой, словно под волшебный полог Фет Фиада прокрался еще чей-то чародейский туман.

– Тетушка?

– Я устала, – не открывая глаз, проворчала сида. – Оставь меня. Когда наш когг достигнет берегов Норге, я вернусь с туманной тропы, а покуда оставь.

Кеннет смекнул, что неблагая может послать пожестче и поконкретнее, если он и дальше станет ей докучать, и благоразумно примолк. И сам не заметил, как колдовская дрема сморила и его самого. А что ему приснилось, горец, как ни силился, вспомнить потом так и не смог.

Катя

Какие сны могут быть в Хийтоле? Волшебные и непонятные большей частью. Утоптанная узкая дорожка уводит в чащобу постепенно, как бы исподволь. Солнечные черничные полянки и веселые сосняки, где гудит в кронах ветер, а в небе пронзительно кричит ястреб, сменяются ельником. Но глаз не оторвать от изумрудной зелени мхов, грибов видимо-невидимо, и журчит ручеек. И сама не заметишь, как завела тропинка в мрачные дебри, опасные и недобрые к человеку. Завела, заманила и коварно исчезла. Но понимаешь это далеко не сразу. Вокруг вроде бы все знакомое, ориентиры приметные, кажется, в любой момент можно повернуть назад, стоит только захотеть. Но постепенно все камни становятся одинаковыми, все елки на одно лицо, все пригорки – близнецы, и начинаешь ходить кругами. А звать на помощь уже поздно, нет тут никого, кроме тех незримых до поры до времени существ, что притаились и ждут, когда наступит ночь. И стоит лишь это осознать, как время тут же седлает своего самого резвого скакуна, дает ему шенкелей и несется вскачь, обгоняя ветер. Темнеет быстро, а под еловыми кронами еще быстрее. А в сумерках человечий глаз совсем ни на что не пригоден, только и остается, что, выпростав руки вперед себя, брести наугад. Ноги же самым подлым образом уводят прямиком в болото, и, только когда холодная водица ухватит за щиколотки, ты рванешься прочь, чтобы оказаться в еще более опасном месте. Там, где уже никто не спасет, никто не услышит и никто не найдет. Ты это сразу поймешь, потому что могильный холод проникнет под самую теплую одежду, просочится через плоть до костей, растворится в крови, дохнет в лицо и заморозит на губах слова молитвы. Впервые в жизни захочешь прочесть «Отче наш», да не выйдет ничего, разбегутся стайкой испуганных воробьев простые слова, не поймаешь их ни за что. И каждый шаг станет мучителен, а каждый вдох будет казаться последним. Потому что твой след уже взяли, по нему уже идут, то и дело касаясь земли чутким носом, чтобы не упустить сладкий запах твоего страха. Им торопиться незачем, никуда ты не денешься, глупое двуногое создание. Ты – незваная гостья, они – неласковые хозяева. А ты уже слышишь их дыхание, злорадные смешки и перемолвки на неведомом языке. Это делят тебя на кусочки – и тело, и душу, выбирают, какой полакомее да понажористее. Хором подбадривают: «Беги, беги, говорящее мясцо, чтобы было веселее!» И ты побежишь, а кто не побежит? Не оглядываясь, ибо стоит обернуться, и тогда ноги сами врастут в землю. Видишь, видишь, смертная, белые соляные столбы? Это те, кто обернулся.

Только не оборачиваться! Только не останавливаться!

И тогда ночь вытолкнет тебя на полянку, посреди которой стоит уже три тысячи лет кузница, и три тысячи лет горит огонь в горне, и даже тот, кто держит в руке молот, не сходил с места уже тысячу долгих лет. Внутри темно, и пахнет горячим железом, кожей и почему-то псиной. А ты прижимаешься спиной к двери, дышишь запаленными от бега легкими и надышаться не можешь, в груди болит, ноги гудят. Такое вот оно и есть – спасение. Больно и хорошо, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Кузнец работы не прерывает, мало ли какая мошка залетела из лесу на его неугасимый огонь. Он размеренно бьет молотом по золотой от накала полоске металла, а ты ходишь вокруг, точно на экскурсии, дивишься инструментам, не рискуя присматриваться к мастеру. Он силен и красив, он опасен и жесток, он сделал кантеле и выковал Солнце с Луной. И звать его…

– Кузнец Ильмаринен, выкуй мне меч. Выкуй меч и напиши на нем мое имя.

Откуда эти слова взялись? Кто надоумил? А без них никак нельзя.

Он смотрит на тебя темными глазами (цвета не разобрать, но это и не важно) и говорит тихо, почти улыбаясь:

– А какое твое имя? Скажи, и будет по-твоему. Скажи!

И ты вдруг понимаешь, что теперь всегда и всюду будешь искать этот взгляд в толпе, искать, пока не найдешь, а не найдешь – беда.