Кошка колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Астахова, Яна Горшкова cтр.№ 25

В конце концов, через час мы с Диху уедем отсюда навсегда, а парни сделали все, что их попросили, так зачем же быть невежливой, верно?

– Говорил же – бесовка, – мягко молвил второй близнец и, приобняв ошеломленного брата за плечи, увел прочь.

«Я что-то сделала не то», – догадалась я, но останавливать и выспрашивать боярских слуг не решилась. Не до того мне вдруг стало.

Впервые с момента выпадения из зеркала я очутилась под открытым небом. А на нем, синем и высоком, сияло бледное зимнее солнце, а ветер гнал редкие облака, предвещая скорое усиление мороза. О том же говорили знающему глазу и дымы из печных труб, что бодро, точно кошачьи хвосты, тянулись вверх. Я огляделась и застыла, завороженная зрелищем настолько фантастическим, что мозг отказывался верить глазам. Там, внутри терема, среди ярких цветочных орнаментов стенной росписи в парадных горницах, все эти пестрые изразцовые печки, оконные витражи, ковры и балдахины казались декорацией. Очень достоверной, качественной и скрупулезно воссозданной, но ненастоящей. И оттого где-то подсознательно я надеялась на чудо – стоит мне лишь выйти за дверь, а снаружи ждет съемочная группа какого-нибудь крутого реалити-шоу. Режиссер крикнет: «Снято!», артисты, так ловко сыгравшие средневековую челядь, закурят в сторонке, а ко мне подбегут резвые телевизионщики и все-все объяснят, а возможно, даже посулят немалые деньги, чем черт не шутит.

Но когда окончательно стало ясно, что все вокруг: и резная многоуровневая громада боярского терема, горделиво вознесшаяся над скромными деревянными срубами, глядящая на мир бельмами затянутых изморозью окошек, и широкий двор, полный разноликого народа, и сани-розвальни, застеленные овчинами, и лошади в упряжке, и даже парящий на морозе конский помет – самое что ни на есть всамделишные, я впала в ступор. Посреди предотъездной суеты и заполошной беготни дворни застыла ледяным изваянием, не в силах смириться с фактом: я застряла в другом времени – варварском и диком, жестоком и опасном, влипла, как муха-дрозофила в капельку варенья.

Впрочем, никому до моих чувств никакого дела не было. Мир вокруг жил своей повседневной жизнью, жизнью громогласной, бурной и нелегкой. Лаяли, захлебываясь злобой, цепные псы; с писком-визгом перебегали из одной двери в другую детишки; фыркали кони, и пар от их дыхания оседал на шкурах инеем; переругивались меж собой какие-то мужики, а девки, те чирикающей стайкой пробежали мимо якобы по делам, а на деле, чтобы убедиться своими глазами: иноземец не просто убирается со двора и рабу свою новую увозит, а еще и хозяйского пащенка забирает. Мальчишка выбежал к саням едва не вприпрыжку, в шубе нараспашку и пушистой шапке набекрень, но с бережно прижимаемым к груди мешком, в котором угадывались очертания книг.

– А, это ты, Катька? Здорово! – крикнул он радостно, будто старой знакомой. – Рукавички-то надень!

Обойдя вокруг небольшого санного поезда с видом знатока, Прохор пристроился возле Кати и какое-то время молчал из желания произвести на чужачку впечатление бывалого странника. Но много ли намолчишь, когда язык так и чешется от сотни самых разных вопросов. А ну-ка, столько времени терпел и к девке с разговорами не лез в надежде на скорое совместное путешествие. Ведь не каждый же день из зеркал бабы-то выпадают, тем паче такие чудны́е.

Терпел-терпел, вертелся-вертелся и не удержался:

– Когда уже двинемся? Что Тихий говорит? Не гневается ли? Или, напротив, рад и счастлив из нашего угла смыться? Так куда из Новгорода поедем? В Ригу или Ревель? А может, в Киев-град?

Вопросы сыпались из любопытного байстрюка, как горох из рваного мешка, а каждое новое предположение вызывало у него прилив невиданного энтузиазма.

Но девушка только руками разводила, показывая, что в свои планы сид ее не посвящал.

– А ты теперь по-нашенски понимаешь все-все? – допытывался Прошка, хоть своими глазами видел дивье колдовство. Он бы и сам от такого способа освоить иностранные языки не отказался.

– Конечно, понимаю.

– А еще по-каковски говорить можешь?

– На латыни и, должно быть, еще на каком-то языке.

Три зернышка – три языка, тут было сложно не догадаться.

– Ух ты! Здорово! – искренне восхитился мальчишка. – Я тоже умею. Без чародейства. Будем в Риме с италийскими пастырями болтать, еще и за своих примут.

– А ты скучать не будешь? – тихо спросила я. – Не жалеешь, что уезжаешь?

Я уже раз двести подумала о маме и о том, как та перенесет бесследное исчезновение дочери. Сколько таких случаев было, когда человек вышел из дому и пропал навсегда. Я считала, что хуже полной неизвестности быть ничего не может. Кто знает, вдруг другие без вести пропавшие в прошлое или в будущее выпадают?

– Я? Да ты что! По кому тут слезы лить? – возмущенно ахнул Прохор. – По Степке, что ль? А вот за батюшку я до скончания века молиться стану и прославлять его имя всюду.

– Почему?

– Так не женил он меня своей волей, и за то спасибо! А ведь мог.

Я представила лопоухого и нескладного подростка в современном костюме-тройке с белым цветком в петлице и прыснула от смеха. Пожалуй, что впервые с момента провала в зеркало мне стало по-настоящему весело.

– Ржешь чего? – удивился Прохор. – Считаешь, лучше у Степки вечно быть на побегушках?

Я покачала головой. Байстрюку при любом раскладе в жизни придется с боем пробиваться. И полюбопытствовала:

– А не молод ты еще жениться?

– Кому он с его механизмусами нужен-то? – хмыкнул боярин Иван Дмитриевич.

Он окинул меня одобрительным взглядом, дивясь, похоже, как лихо нелюдь приспособил никчемную девку к делу. А сам Диху, выглядывающий из-за боярского плеча, делал страшные глаза, супил брови и головой кивал, дескать, поклонись хозяину немедленно, дурында.

Я сразу же растерялась и вместо поясного поклона сделала неуклюжий книксен, вызвав у выбежавшей провожать санный поезд дворни незапланированный приступ веселья.

– Эк она по-вашенски приседает! – зааплодировал представлению Иван Дмитриевич, подпихивая сида локтем в бок. – Быстро выучилась! А с другой стороны поглядеть, то раз имя сменил, то и манеры надобно подогнать, – рассуждал боярин, запустив пятерню в бороду. – Если она у тебя теперь не просто Катька, а целая Кэтрин.

В его присутствии низко кланяться хотелось всякому встречному, почти без участия разума, а спина, казалось, сама гнулась перед высоким широкоплечим мужчиной в роскошной шубе на бобровом меху, покрытой узорчатой тафтой. Застегивать полы он не стал, чтобы все видели кафтан с жемчужными пуговицами, широкий парчовый пояс и толстую золотую цепь на груди. Видели и расступались. Большой человек идет, хозяин этой земли.

Выдав последние указания раскрасневшейся ключнице, боярин одобрительно потрепал Марфу Петровну за круглую щеку, шлепнул по спине Степана, сына законного, и махнул рукой телохранителям-захребетникам, чтоб занимали свои места в санях. Повелевать выходило у Ивана Дмитриевича так же естественно, как вдыхать обжигающе холодный воздух и выдыхать клубящийся пар. Впрочем, на мой придирчивый взгляд, Диху, сын Луга, смотрелся рядом с родовитым боярином очень даже внушительно – из-под низкой четырехугольной шапки из чернобурки сверкали по-кошачьи хищные глазищи, повергающие в трепет простодушную прислугу. И лисья шуба у сида – загляденье, сапоги сафьяновые, кафтан атласный, серьга в ухе с изумрудом, и никакой бородищи на половину лица. Особенно же приятно, что голову сын Луга держал высоко и перед боярином не лебезил, как прочие. Невольно и я преисполнилась гордости за своего хозяина и рядом в сани уселась безропотно.