— Пойдемте назад, — сказала Нэнси и обняла Марину.
Потерю невозможно осмыслить.
Потери случались и случаются в тысяче вариантов, и единственный выход — понять, что к ним нельзя привыкнуть.
Карен Экман хотела, чтобы Марина поехала в Бразилию и выяснила, что произошло с ее мужем.
Но сейчас, попав сюда, Марина поняла смысл того, что доктор Свенсон сказала ей в ресторане: могло быть все, что угодно, любая лихорадка, любой укус.
В том, что Андерс умер, не было ничего удивительного. Удивительно то, что остальные ухитряются жить в таком месте, к которому они непригодны по своей природе.
Карен хотелось верить, что ей станет легче, если она узнает, отчего умер Андерс и где он похоронен.
Но этого не случится.
Марине еще нужно придумать, как сообщить ей об этом.
Марина вернулась на веранду со вкусом мартинов на языке и обнаружила, что Истер проснулся и ушел.
Она поискала в постели очередное письмо Андерса, но ничего не нашла.
Истер наверняка хвастался своими синяками перед другими детьми. Она представила, как он кладет на землю две палочки очень далеко друг от друга, чтобы показать, какая длинная была змея…
Интересно, в какой момент своего детства он потерял слух, понимал ли, что такое язык, и мучился ли без него, когда хотел рассказать удивительную историю?
Интересно, как теперь он вспоминает об анаконде — с ужасом, как интересное приключение, или, может, никак не вспоминает, разве что как причину тупой боли в груди…
Марина поняла, что совсем не знает мыслей Истера.
Его кошмары прекратились после истории со змеей. Он больше не кричал во сне — возможно, благодаря амбиену или удобной кровати.
А может, после того как его сдавила анаконда и он едва не умер, ему было уже нечего бояться.
Марина услышала, что ее зовет доктор Свенсон.
Она вышла и оперлась на перила веранды.
Рядом с профессором стоял туземец в шортах и серой футболке с разводами от пота. Мужчины надевали футболки, чтобы прилично выглядеть. Конечно, к доктору Свенсон нельзя являться полуголым. Он держал обеими руками красную спортивную сумку.
Глядя на пришедших с высоты десяти футов, Марина удивилась, как это она могла не заметить беременность своей наставницы.
Ведь живот был огромный.
— Вас не было несколько часов, доктор Сингх, — сказала доктор Свенсон.
— Мы беседовали о многих вещах, — ответила Марина, намереваясь спросить ее о похоронах Андерса и о том, кто оплачивал работы по созданию противомалярийной вакцины.
Но стоявший рядом с доктором Свенсон мужчина то и дело приподнимался на цыпочках, крутил в руках сумку, извивался так, словно по нему ползали муравьи.
— Мы поговорим потом, доктор Сингх. Там далеко идти. Надо торопиться. Мне нужно, чтобы вы пошли со мной.
— Какая-то проблема?
Проблема явно была.
Мужчина буквально стонал.
Марина слышала это сквозь гудение насекомых, хотя он всячески старался сдерживать стоны и стоять тихо.
Доктор Свенсон не только убедила лакаши участвовать в испытаниях, они еще и боялись ее, как когда-то боялись все интерны.
— Вам это понравится, — сказала доктор Свенсон и направилась к тропе, по которой пришла сюда. — Это как раз ваша область, — добавила она на ходу.
Марина сбежала по ступенькам.
Доктор Свенсон не ждала ее и продолжала говорить:
— Я помню, как вам хотелось заняться тут медицинской практикой. Кажется, у нас появилась такая возможность.
Даже теперь, на шестом или седьмом месяце беременности, доктор Свенсон шагала так быстро, что Марина с трудом ее догнала, потому что все время смотрела под ноги, боясь споткнуться.
— Я этого не говорила.
Доктор Свенсон остановилась и посмотрела на нее.
Мужчина окаменел от волнения.
Надо было срочно идти дальше.
Он показал ей сумку, решив, что она забыла про нее, и стал торопливо говорить на своем языке.
Доктор Свенсон подняла руку:
— Говорили. Вспомните. Тогда, на лодке. Мы обсуждали случай с девочкой, которую брат задел ножом мачете.
— Я помню, — сказала Марина, удивляясь, что поднявшаяся внутри паника стерла все ее вопросы: «Почему вы отдали им Андерса и почему солгали об этом», потом что-то еще, но сейчас она не могла вспомнить.
— Я думала, что это по вашей части: помогать в таких чрезвычайных ситуациях, которые возникают.
— Которые возникают передо мной, как доктором, или перед вами, как доктором. Все равно, тогда вы размахивали клятвой Гиппократа, будто флагом, и вот теперь у вас появилась возможность искупаться в лучах ее славы.
— Я фармаколог.
К большому облегчению мужчины, доктор Свенсон пошла дальше.
Яркое солнце пекло во всю мочь.
— Понимаете, я не могу опускаться на пол, а в этой деревне все происходит на полу. Если вы собираетесь возразить, что они должны привезти женщину в нашу лабораторию, то я уже предлагала им это. Но она не в состоянии спуститься по лестнице. Я против того, чтобы превращать мою лабораторию в больницу, но еще больше против вызовов на дом.
— Что с его женой?
Доктор Свенсон миновала мертвое дерево, усеянное ярко-красными бабочками. Ветерок, вызванный ее стремительностью, вспугнул их, и они взметнулись в воздух ярко-красным облачком…
— Тяжелые роды. Если вы когда-нибудь поспорите с кем-либо насчет причины местных драм, то никогда не проиграете, делая ставку на роды. Как правило, они проходят удивительно хорошо, но само их количество предполагает некоторое количество ошибок.
— Вам известно, в чем ошибка? — Марина шла быстрее и быстрее, хотя все в ней кричало, что она должна остановиться.
Доктор Свенсон отмахнулась:
— Даже не догадываюсь.
— Но ведь вы говорили, что не хотите вмешиваться.
Вмешательство в медицинские нужды туземцев внезапно показалось Марине неудачным решением. Теперь она поверила, что нужно наблюдать за их жизнью и ни во что не вмешиваться.
— Вы говорили, что тут…
— Да, тут есть местный колдун. У него опять малярия и такая температура, что нас попросили зайти потом и к нему. Тут есть и повивальная бабка, но у нее самой сейчас схватки. Сейчас ей помогает ее ученица, она же дочь. Но ей будет легче, если мы подстрахуем.
— Кто вам все это рассказал? Это невозможно.
— Беноит выслушивает сообщения и приносит их к доктору Нэнси Сатурн. Беноит и доктор Сатурн объясняются по-португальски. Признаться, коммуникационная цепочка такая слабая, что, возможно, мы сейчас придем и обнаружим, что все не так. Мне легче общаться с Истером, чем с лакаши.