Она повернулась и направилась через фойе к лестнице; за ней двинулись остальные. Когда они спускались по ступенькам, Милтон поддерживал Марину под локоть, и она была благодарна ему за такое внимание. Она редко носила высокие каблуки и очень устала от них.
— Ее никто не ожидал? — вполголоса спросила Марина.
Впрочем, могла и не понижать голос — пространство вокруг них наполнилось публикой, все болтали друг с другом или по мобильным. В воздухе звучали четкие, яркие слова португальского языка: горожане были довольны проведенным вечером.
— Ожидать доктора Свенсон невозможно, — улыбнулся Милтон и крепче сжал локоть Марины, когда две девчонки галопом промчались сквозь толпу, перескакивая через ступеньки; их вечерние платья развевались, мелькали белые нижние юбки.
— Но можно предполагать, что она приедет. Я не взял на сегодняшний вечер ни одного заказа, хотя мне многие звонили. Не потому, что я ждал ее; просто предполагал, что она может появиться.
Марина потеряла из вида доктора Свенсон, но не Бовендеров — те ярким пятном выделялись среди толпы, опережая Милтона с Мариной на десяток ступеней.
— Я была бы вам признательна, если бы вы иногда делились со мной своими предположениями.
— Тогда могло бы получиться так, что я вас напрасно побеспокоил. Ведь она не всегда приезжает.
— Понятно. Но если бы я знала, что она может сегодня приехать, то надела бы свою собственную одежду.
Милтон замер на лестнице, вынудив остановиться и тех, кто шел сзади.
— Вы недовольны платьем? С ним что-то не так? Как можно быть недовольной таким платьем?
Марина увидела, что Бовендеры вместе с потоком зрителей уже выплывают из дверей оперного театра и оба слегка наклонили голову. Вероятно, они разговаривали с доктором Свенсон или слушали ее.
Не отвечая на вопрос Милтона, она потащила его к ним.
Ночной воздух был тяжелым и теплым, но от реки веял слабый ветерок, пахнувший рыбой.
Марина и Милтон присоединились к доктору Свенсон и молодой паре на мощенной плиткой площадке перед театром. Мириады насекомых летели на свет фонарей, лившийся на террасы и улицы, в лучи прожекторов, подсвечивавших величественное здание. Даже в гомоне толпы Марине чудился шорох жестких крылышек и жужжание различного звукового диапазона. Их рабская зависимость от света напомнила ей реакцию зрителей после окончания финальной арии. Они обезумели от восторга и никак не могли остановиться.
— Бовендеры уверяют меня, что после моего отъезда в городе ничего не происходило и не менялось, — сказала доктор Свенсон. — Это верно? Такой большой город и никаких событий?
— Я не припоминаю никаких изменений за последние десять лет, — ответил Милтон.
— Это тоже примечательно, — заметила она.
Ее подбородок был высоко поднят, и прожектор над ее головой, казалось, светил лишь на нее одну. Она была словно вырезана из света и наклеена на темном фоне, выделяясь на фоне окружающей ее толпы. И хотя сейчас перед Мариной была именно та особа, которую она так стремилась найти, ее не покидало ощущение, что сейчас, именно в этот момент, столкнулись две удаленные точки ее жизни, столкнулись так, как это бывает лишь в кошмарном сне.
В последний раз она видела доктора Свенсон за день до той давней катастрофы. Когда велось расследование, они уже не встречались, а потом Марина перешла на другую программу обучения. Такая мысль впервые пришла ей в голову.
— Ну, Марина вот приехала, — предположил Джеки.
— Мне хочется услышать что-то, о чем я еще не знаю.
Милтон задумался.
— Родриго привез в свой универмаг ловушки для блох. Уверяет, что достаточно положить такую штуку под подушку, и будете спать спокойно.
Доктор Свенсон одобрительно кивнула, словно именно это и надеялась услышать:
— Завтра куплю себе парочку ловушек.
В это время к ним подошел худенький мальчишка, бразильский индеец; он легко проскользнул меж людей, не касаясь их одежды. Он выделялся в толпе, потому что олицетворял сразу две группы, почти отсутствующие в вечернее время: детей и индейцев. На нем были нейлоновые шорты и зеленая футболка с надписью «World Cup Soccer». Он был точно таким же, как мальчишки, которые сидят на одеялах и продают вырезанные из ореха браслеты и фигурки зверей. У него были такие же темные, шелковистые волосы и необычайно большие глаза; впрочем, большими они казались из-за того, что лицо было очень маленьким. В Манаусе трудятся многие дети, и логика подсказывала, что этот ребенок тоже что-то продавал — почтовые открытки, бабочек в деревянных рамках, веера из перьев.
Но его руки были пустыми.
— Истер! — воскликнула Барбара Бовендер, присела на корточки (рискованный маневр в ее коротком платье) и протянула руки к мальчишке. Он побежал к ней и уткнулся лицом в ее шею.
— Это все ее волосы, — заметила доктор Свенсон. — Он не может спокойно пройти мимо них.
Джеки нагнулся и подхватил мальчугана под мышки. Барбара встала. Мальчишка наполнил обе руки ее волосами и рассматривал эту светящуюся веревку, сброшенную с небес богами. Он уже слишком вырос, чтобы его брали на руки, но это явно его радовало.
— Ого, да ты подрос, — Джеки приподнял Истера, словно пытался определить, потяжелел ли он.
— Нет, он не очень подрос, — возразила доктор Свенсон.
Она похлопала мальчика по плечу, а когда он повернул к ней лицо, сказала:
— Доктор Сингх.
Она подняла кверху указательный палец правой руки и дотронулась до своего левого запястья, затем провела черту поперек горла и выставила тот же палец перед губами.
Потом показала на Марину.
Мальчишка оставил в покое волосы Барбары и подал Марине руку.
— Глядите! Он умеет прыгать! — воскликнул Джеки и стал подбрасывать Истера вверх на несколько дюймов: вверх и вниз, вверх и вниз, пока тот не засмеялся странным, каким-то тюленьим смехом.
— Рада познакомиться с тобой, — сказала Марина. Огромные глаза неотрывно глядели на нее. — Вы могли бы взять его с собой в оперу, — обратилась она к доктору Свенсон. (Интересно, он приехал вместе с ней?) — Там ведь много мест.
— Истер глухонемой, — сказала доктор Свенсон. — Опера стала бы для него еще более мучительным испытанием, чем для нас.
— Постановка не такая уж плохая, — возразила Барбара.
— Истер любит бродить, когда у него появляется такая возможность, — ответила доктор Свенсон. — Ему нравится осматривать город.
Истер пристроился возле Джеки, а его глаза снова устремились на волосы Барбары. Даже при нормальном слухе он все-таки был слишком мал, чтобы бродить в темноте одному по улицам Манауса.
— Я бы пошел с тобой гулять, если бы знал, что ты здесь, — сказал Джеки. — Мы бы хорошо провели время.