Путь длиной в сто шагов - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Ч. Мораис cтр.№ 36

Мадам Маллори просидела на стуле всю ночь и весь следующий день.

Ее голодовка стала предметом разговоров по всей долине. К полудню у ворот «Мумбайского дома» в три ряда стояли зеваки. К четырем там появился репортер из «Юра». Просунув длинный объектив между прутьями, он щелкал и щелкал, фотографируя приземистую фигуру, решительно продолжавшую сидеть посереди нашего двора.

Когда это увидел папа – из окна верхнего коридора, – он совершенно вышел из себя. Мы через весь дом слышали, как он, громко топоча, спустился по центральной лестнице и вылетел через парадную дверь.

– Уходите! – крикнул он. – Уходите. Кыш.

Но горожане, стоявшие за воротами, не двинулись с места.

– Мы не на вашей частной собственности. Мы имеем право стоять тут.

Местные мальчишки глумились над ним и скандировали:

– Хаджи – тиран! Хаджи – тиран!

– Мсье Хаджи, – окликнул его репортер, – почему вы так плохо с ней обращаетесь?

Отец изменился в лице, он не верил своим ушам.

– Я плохо с ней обращаюсь? Она попыталась разорить меня. Она чуть не убила моего сына!

– Это был несчастный случай. – То была мадам Пикар.

– И вы туда же?

– Простите ее!

– Она просто старая дура, – сказал кто-то.

Папа, нахмурившись, осматривал толпу.

Он развернулся и подошел к мадам Маллори.

– Хватит! Прекратите сейчас же. Вы заболеете. Вы уже не в том возрасте, чтобы выкидывать такие фокусы.

И это было правдой. Пожилая женщина к этому времени совсем окоченела, и, чтобы посмотреть на отца, ей пришлось повернуться всем корпусом.

– Позвольте Гассану перейти работать ко мне.

– Ну и замерзайте себе насмерть. Пожалуйста! Милости прошу!

* * *

Той ночью, прежде чем лечь спать, я снова сидел с сестренкой Зейнаб у окна своей башенки. Мы смотрели, как пожилая француженка в лунном свете сидит без движения у нас во дворе, сложив руки на груди. Лунный свет и завихрения облаков отражались в лужах у ее ног, стоявших на неровной брусчатке.

– Что будет с ней? – спросила Зейнаб. – Что будет с нами?

Я погладил ее по голове.

– Не знаю, маленькая, не знаю.

Но именно тогда я понял, что перешел на сторону мадам Маллори и стал втайне переживать за нее. Я думаю, что Зейнаб почувствовала это. Я помню, как она сжала мою руку и кивнула, как будто она одна понимала, что нужно сделать.

Папа всю ночь ворочался в постели с боку на бок и трижды вставал, чтобы посмотреть в окно. Больше всего его бесила мысль о том, что мадам Маллори для того, чтобы добиться своего, использовала ненасильственные методы борьбы. Это, разумеется, был тот самый метод, с помощью которого Ганди построил современную Индию, и невозможно было стерпеть то, что она использовала против нас те же приемы. Папа в те дни выглядел как человек, не находивший себе места, и всю ночь он то просыпался, то забывался снова, что-то бормоча во сне.

Около четырех утра пол в коридоре заскрипел.

Мы с папой, каждый в своей комнате, проснулись от этого скрипа и встали с постелей, чтобы посмотреть, что происходит.

– Ты тоже слышал? – прошептал отец, пока мы на цыпочках шли по коридору. Наши ночные рубашки трепетали на холодном сквозняке.

– Да.

На лестнице маячили какие-то светлые фигуры.

– Что вы делаете? – заревел папа, врубив верхний свет.

Тетя и бабушка вскрикнули и выронили тарелку. Она упала на ступени и разбилась. Вниз скатились три куска лепешки и бутылка «Эвиан». Мы оглядели правонарушительниц. Бабушка сжимала в руках ночной горшок.

– Это для кого? Это для кого?

– Ты зверь, Аббас! – крикнула тетя. – Бедная женщина, она умирает с голоду. Ты ее убьешь!

Папа грубо схватил тетю и бабушку под руки и потащил их обратно наверх.

– Всем в постель! – проревел он. – Завтра я сделаю так, что ее заставят уйти. Хватит! Я этого не потерплю. Она оскорбляет память Ганди, используя против нас эти приемы.

Разумеется, в ту ночь никто из нас не сомкнул глаз. Все встали рано. Папа ходил туда-сюда перед телефоном. Наконец едва двигавшиеся стрелки указали начало рабочего дня, и папа позвонил своему адвокату, требуя, чтобы полиция забрала мадам Маллори за вторжение в частные владения.

Вся семья сидела как пришибленная; мы угрюмо гоняли наш завтрак по тарелкам, пока папа говорил и говорил по телефону. Только бабушка ела с аппетитом.

Однако Зейнаб, как мы поняли тем утром, была сделана из того же теста, что и отец. Моя маленькая сестренка подошла к папе, продолжавшему орать в телефонную трубку, и бесстрашно потянула его за полу курты.

– Хватит, папа. Мне это не нравится.

Господи, что за ужасное выражение исказило его лицо!

Я выступил вперед и взял Зейнаб за руку.

– Да, папа. Пора остановиться. Сейчас.

Никогда не забуду той минуты. Отец стоял, разинув рот, все еще держа телефонную трубку, но полуобернувшись к нам, детям. Зейнаб и я стояли и ждали окрика или пощечины, но отец повернулся к телефону и сказал адвокату, что перезвонит.

– Вы о чем? Я, кажется, вас неправильно расслышал.

– Папа, если Гассан станет французским поваром, мы сможем остаться и жить здесь. Ну и хорошо. Я устала переезжать, папа. Я не хочу в Англию. Там все время дождь. Мне нравится тут.

– Мама хотела бы, чтобы мы перестали убегать, – добавил я. – Неужели ты не слышишь ее, папа?

Папа холодно посмотрел на нас, как если бы мы предали его, но постепенно жесткое выражение исчезло с его лица. Это было маленькое чудо – все равно что смотреть, как кусок гусиного жира тает на горячей сковородке.

Горный воздух был свеж и чист, совсем как в первый день, когда мы приехали в Люмьер, три месяца назад. Знаменитый свет, которым славился этот край, красил горы в разные оттенки розового и золотистого.

– Мадам Маллори, – резко крикнул папа через двор. – Идите позавтракайте с нами.

У Маллори уже не было сил повернуть голову. Ее кожа была мертвенно бледна, нос сильно покраснел, с его кончика свисали капельки соплей.

– Обещайте, – прохрипела она слабым голосом, все еще глядя прямо перед собой сквозь щель между одеялами. – Обещайте, что Гассан перейдет работать ко мне.

Лицо отца потемнело от этого очередного свидетельства ее упрямства. Он опять готов был сорваться. Но на руках у него сидела маленькая Зейнаб, его совесть.

Папа глубоко вздохнул.

– Что думаешь, Гассан? Хочешь учиться французской кухне? Хочешь работать у этой женщины?