Заходим внутрь.
— Боже, — шепчешь ты, — просто замок.
Даже Слава потерял дар речи. В сенях лодка и сети на стенах, это все, что выхватывает из темноты лампа, тени наши танцуют на бревенчатом потолке… Поднимаемся по лестнице. Коридор на втором этаже — словно бальный зал, анфиладой повалуха, горница и кухня с русской печью, красным углом и лавками по стенам. В окне изящные очертания часовни, словно вырезанной из лунного неба — отражается в зеркале стоящего напротив старого буфета.
Сейчас, когда я пишу эти слова, то вижу эту картинку в зеркале. Темный интерьер и керосиновая лампа на столе, круг золотистого света, в нем фляжка самогона, буханка хлеба и миска с ухой, изумленные Славины глаза… И часовня в окне. Остальное тонет во мраке.
Дом выстроили братья: Лука Анисимович, дед Деда, и Федор Анисимович, его дядя. Было так: Лука, старший, остался на хозяйстве, Федор поехал на заработки в Питер. Сперва делал мебель и другие разности, наконец собрал небольшой капитал и открыл ювелирную лавку в Гостином Дворе. Тогда и возникла мысль построить дом в родной Конде Бережной в Заонежье. Строили вместе, то есть работал Лука, а Федор давал деньги и помогал с материалами.
— Эти балки в стенах — вот, видите? — везли из Петербурга, уже обработанными.
— Это было до революции?
— Да-а. Когда дом был готов, Федор Анисимович приезжал сюда с семьей на лето. Лука отдавал им этаж, а сам внизу…
— А после революции?
— После революции Федор бежал из Петрограда в Конду. Умер в 1919 году. После его смерти жена с дочерьми вернулась в столицу, где у нее было полно знакомых. А единственный сын Дмитрий повесился здесь, в доме, наверху — в мансарде. Толковали, что от любви, восемнадцать лет парню было… Есть такая местная поговорка: «Берешь из Киж и с нею спишь». Но она не пожелала.
— А потом что было?
— Потом умер Лука Анисимович, хозяином стал его сын, Алексей Лукич, отец Деда. У Деда было трое братьев и три сестры. О Петре, старшем, книги писали, во время финской оккупации он был самым знаменитым карельским партизаном. Алексей Лукич до колхоза не дожил. Колхоз имени Крылова в Конде был создан в 1932 году, а его председательницей стала Фекла Андреевна, мать Деда. Кто такой Крылов? Парень из Конды, герой Гражданской войны. Был здесь красным комиссаром, и белые финны его расстреляли под Медгорой.
— А с домом что?
— Устроили сельсовет. Заправляла тут товарищ Фекла. Вот здесь. Присматривала за колхозными лошадьми. Конь был тогда на вес золота. Позже наступила финская оккупация, дом занял богач из Финляндии, который вывозил отсюда домой лес. Все окрестные деревни на него горбатились.
После войны снова стал колхоз, в доме устроили школу. Классы были на втором этаже, в мансарде — учительская, а мать Деда жила внизу. Сам Дед, пройдя несколько фронтов, по дороге из Берлина задержался в Праге, потом в Будапеште. Фекла Андреевна тем временем умерла, школу закрыли, колхоз был на последнем издыхании… Дед, вернувшись из Европы, поселился в Петрозаводске.
Дом пустовал с 1948-го по 1972-й. Кижский музей хотел его купить, но дед уперся, что в старости здесь поселится. Так и случилось, то есть он приезжал сюда из Петрозаводска на все лето. Лишь в прошлом году дочь взяла его к себе, в Сортавалу. Одряхлел совсем.
— Чем он здесь занимался?
— Сети ставил, охотился, огородничал. Но главным образом гнал самогон из почек сирени. По этой части он спец. Вот, еще его изготовления, — Юра налил в стаканы, — ну, давайте, за добрую ночь. Утром обсудим цену.
Ночью дул сильный ветер, Онего плескалось под окном. Шумели тополя.
Утром купание в озере и карельский бальзам за сделку. Слава подружился с Юрой, тот рассказывал о фамильном золоте, закопанном под домом Федором Анисимовичем. Вечером пошли на волков.
7 ноября
А на Соловецких островах все еще празднуют Октябрьскую революцию. Сегодня «выходной» — день, свободный от работы, повод выпить.
Вот еще один вопросительный знак для тех, кто равняет коммунизм с фашизмом, те лагеря с этими. Можете себе представить, чтобы в сегодняшней Германии каждая годовщина прихода Гитлера к власти праздновалась как выходной день? И день этот именовался Днем согласия и примирения?
* * *
Вчера, то есть накануне праздника революции, посмотрел «Тельца». Фильм Сокурова. Шедевр!
Заглавный Телец — Ленин в Горках, полупарализованный Вождь, пораженный афазией, аграфией и амнезией, на грани яви и галлюцинаций, маний и снов. Ильич не в состоянии перемножить 22 и 17, хоть и мучается над этим весь фильм, потому что врач посулил выздоровление, если он решит задачу. И одновременно — потрясающие моменты прояснений, из бессмысленного бормотания до нас вдруг доносится совершенно трезвая фраза, например: «Жить с одной бабой — кошмар, с двумя — трагедия», «А кто не может убить другого, должен убить сам себя».
И сразу возникает вопрос: Телец — это жертвенный телец или знак Зодиака? С одной стороны, безвольная марионетка в руках Иосифа Джугашвили, с другой — параноидальный ум в состоянии распада, телец, уже ведомый на бойню, но до самого конца алчущий крови… Взять хотя бы великолепную сцену, где Крупская читает Ленину описание казни кнутом, а тот смакует каждую деталь и прерывает только однажды, чтобы уточнить, что при этом наказании мясо от костей не отлипает.
Ленин боится… Не столько самой смерти, сколько растительного существования. Ведь вождь догадывается о драке за его наследие, об интригах и происках Сталина, о Троцком на заднем плане… А он ничего не может: ни читать, ни писать, даже рука поднимается с трудом, мозг отказывается повиноваться, мысли расползаются, как глисты по навозу, слова во фразу не складываются, и газет не дают. Врачи следят, охранники подслушивают, обслуга шепчется по углам. Что? Ленин плохо слышит.
Сокуров показал эту обслугу — на русском языке — великолепно. Но опасаюсь, что с титрами фильм много потеряет. Никакой письменный текст не способен передать полифонию голосов, когда три, четыре человека говорят одновременно, а до нас доносятся лишь обрывки фраз. Как с помощью титров выхватить из перепуганного бормотания Ленина тихо брошенную фразу доктора Осипова: «Для метафизика смерть — факт недоказанный». В данном случае предпочтительнее был бы хороший дубляж.
9 ноября
Иван Павлов, выдающийся русский физиолог, в 1932 году, то есть на исходе жизни, записал: «Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека — он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами».
11 ноября
В «Польке» Гретковской
[34]
ощущается талант, если принять определение французского маэстро моды Кристиана Лакруа: «Талант есть обостренное чувство реальности!»