«Если они убьют ее, я покончу с собой», – подумал он. То была первая реальная мысль за весь день. Затем, хотя ему это и претило, Гарнет с содроганием представил дочь, там, где она может быть, запертой в каком-нибудь грязном нежилом помещении с убогой кроватью и тощим одеялом. Хорошо, что сейчас не холодно. Она сможет поспать. Дети спят, несмотря на то что с ними происходит, несмотря на страх, переживания и даже боль. Сон для них естественен, они еще не умеют страдать от жестокости мира, который в три утра представляется пустыней без оазиса, поджидающего путника. Голодные дети, печальные дети, обиженные дети – все они получают утешение сна. Она поспит – и она проснется.
Пол обнаружил, что плачет. Насколько помнил, он плакал впервые за свою взрослую жизнь, впервые с тех пор, когда ему было десять или одиннадцать. Слезные железы, давно отвыкшие от этого, все равно знали, как это делать. Он стоял и плакал, откинув голову, как будто это могло удержать слезы. А потом он выпил мерзкого горького кофе.
Делать Гарнет ничего не мог, он не мог ничем занять себя, кроме как думать о Джессике. Он думал о ней и от этого плакал. И тут обнаружил кое-что: что нужно отдаться своему несчастью, что нужно думать о ней, вспоминать о ней, переживать за нее и тосковать по ней, потому что все другое будет отрицанием ее, потерей связи с реальностью и человеческого облика.
За пять минут до восьми Пол, с высохшими на лице слезами и в одежде, которую не снимал всю ночь, вышел из дома и направился к воротам. Он предпочел идти не между кремневых стен, а по траве. Она вся была покрыта росой. Утро было прохладным, туманным, а солнце – бледным. Заяц, вспугнутый его шагами, выскочил из-под высокого пучка травы и ускакал. Пол подумал: пусть они будут добры к ней, пусть хотя бы разговаривают нормально. Впервые он вспомнил женщину, которая звонила и назвалась Энн. Среди них есть женщина. Пусть эта Энн будет добра к ней.
Ему все же пришлось выйти на Кремневую аллею – другого выхода из парка не было. Что за дом! Что за глупость! Забор с пропущенным по нему током встречает браконьера и законопослушного гражданина одинаково. Гарнет вышел на аллею через кованую калитку, приблизился к воротам, открыл их и подошел к почтовому ящику, висевшему на дальней от него стороне столба, того, на котором стоял лев-наблюдатель.
Почта была в ящике. Два конверта с напечатанными адресами для Апсоланда. Пакет для него с адресом в Нортхэмптоне, – с адресом, который не имел к нему никакого отношения. Его инструкции. А почему инструкции в пакете?
Прежде чем открыть, Пол попытался представить, что там может быть. Ему показалось, будто все его тело остановилось – сердце, дыхание, кровоток. Действовали только пальцы: сдирали клейкую ленту, рвали видавший виды коричневый конверт, газету, оказавшуюся внутри. Ему на руки вывалились косички. Волосы пахли ею, от них шел сладковатый, слегка напоминающий аромат пудры запах маленькой девочки. Одна из косичек была отрезана в том месте, где у нее образовался колтун – практически единственный повод для споров между ними.
Его затошнило, и он отвернулся. В рот вылилась желчь, и на этом все закончилось. Пол сжимал в каждой руке по косичке, как будто цеплялся за все, что у него осталось от нее. Лев, прижимавший лапой человека, смотрел на него, повернув тупую каменную морду. Машина, ехавшая по аллее, заставила его поднять взгляд. Это был Апсоланд в своем «Ягуаре». Пол быстро сунул в карман куртки волосы своего ребенка, поднял с земли обрывки пакета.
Апсоланд опустил стекло, сказал:
– Будьте хорошим парнем, передайте Коломбо, что вы забрали почту, ладно? Избавьте его от ненужного путешествия.
Полу нечего было сказать, он ничего и не сказал, посмотрел на него и кивнул.
Бормоча что-то нечленораздельное насчет того, что надо оставить ворота открытыми для доставки растений, Апсоланд поехал дальше. Пол вернулся на аллею. С волосами никаких инструкций не было. Он понял, чего они добиваются: хотят заставить его обливаться по́том от тревоги. Они преуспели. По какой-то причине в этот момент он вспомнил, что Нина рассказывала о ногтях. Она тогда еще сказала, что то были не ее ногти. Неужели это те же люди, что похитили Нину? Возможно ли, что они захватили Джессику по ошибке, вместо Нины? Или тот, кому велели похитить девочку со светлыми волосами, что-то перепутал?
Но они отрезали ей волосы. Только бы она не испугалась, подумал Пол, только бы они отрезали косички, пока она спала. Жуткие фантазии были бесконечны. Он видел, как она держит свои волосы и как две косички остаются у нее в руках.
Зайдя в дом, Гарнет подумал: «А не следует ли мне сообщить Кэтрин? Должен ли я связаться с Кэтрин и сообщить ей? Как-никак она мать Джессики, пусть и ее любовь к дочери проявляется столь странным образом. Пока рано, пока рано. Подождем звонка, нельзя отходить от телефона. Ведь именно оттуда поступят инструкции, из телефона. Когда они почувствуют, что достаточно помучили меня. И ведь помучили. Жаль, я не могу сказать им об этом».
Зазвонил телефон. Гарнет подскочил. Голос принадлежал Коломбо. Доставили растения для зимнего сада. У Пола есть инструкции, как их проверить? Мистер Апсоланд сказал, что есть. Коломбо категорически отказывался по собственной инициативе брать на себя какую-либо ответственность.
Пол вспомнил. У него где-то был конверт. Он лежал на книжном шкафу. Если бы у него была физическая возможность рассмеяться, он бы рассмеялся. В конверте было две фотографии такого же формата, что делают на паспорт, лист бумаги с именами и описаниями. Какая ирония! Опасность-то миновала! Уже поздно. Но он вышел, оставив дверь открытой, чтобы слышать телефон. Грузовичок был припаркован по другую сторону арки. Мария разговаривала с водителем, который все еще сидел в кабине.
Пол подумал: «А вдруг они захватили Джессику, чтобы отвлечь мое внимание, а это их люди, приехали за Ниной?» Это был бы ловкий ход. Но лица совпадали с теми, что были изображены на фотографиях, описания тоже совпадали. Пол кивнул им и велел разгрузиться. Сам он вернулся в дом, к телефону.
Двое мужчин прошли через арку, толкая тележки с растениями в горшках. Они доставили апельсиновые и лимонные деревья, плюмбаго
[61]
и подборку комнатных растений, которые так широко распространены, так универсальны, что каждый узнает их, но никто не знает их названий. Он достал из кармана волосы Джессики. Смотреть на них было страшнее, чем в первые мгновения, когда они выпали из пакета. Он зажмурился, подумал: «Я должен сохранить их, возможно, это все, что мне от нее останется».
Через арку прошла Нина. На ней было бледно-голубое хлопчатобумажное платье, которое ему так нравилось. Те двое мужчин расставляли растения по полкам в зимнем саду, а она пришла, чтобы проконтролировать их. Пол видел, что она разговаривает с ними. Один раз даже засмеялась. Он отвернулся, взглянул на телефон. Цок-цок ее каблуков по мостовым плиткам подсказало ему, что она идет к коттеджу. Пол открыл дверь, впустил ее и быстро закрыл дверь. Как только дверь закрылась, она бросилась ему на шею. Пол подумал: а вдруг она попросит, чтобы он куда-нибудь ее отвез? Она пообещала, что он больше не будет ее водителем – в этом смысле.