Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить Фарида? Мой «старший брат» раз за разом доказывал мне свою преданность. Однако за несколько дней до отъезда Дюрана в Пакистан мне позвонил встревоженный Фарид:
— Мариам, только не позволяй Дюрану пользоваться твоим мобильником, когда вы встретитесь в Пакистане, и не давай ему денег.
— А в чем дело?
— Мариам, между радостью встречи и катастрофой всего лишь один шаг, — помолчав, ответил Фарид.
— Что ты имеешь в виду, Фарид?
Я чувствовала, что мой брат очень тщательно выбирает слова, слишком старательно.
— Он твой сын, Мариам, и я его не знаю. Просто сделай так, как я попросил. И будь осторожна.
Я знала Фарида как себя. Он был предусмотрительным человеком. В чем же он заподозрил моего сына?
Меня обуревали тревожные предчувствия, но теперь меня уже ничто не отделяло от моей мечты.
Ничто не могло помешать моей встрече с Дюраном.
ГЛАВА 25
Халид очень волновался, что я еду в Пакистан одна.
— А что, если тебя там встретит Каис? Все это может быть ловушкой, Мариам.
Я покачала головой и оттолкнула Халида.
— Даже табун диких лошадей не помешает мне встретиться с сыном.
Халид глубоко вздохнул.
— Халид, я не видела сына с восемьдесят шестого года. И все это время мечтала о встрече с ним. Я не упущу своего шанса.
Халид тяжело опустился на диван, не сводя с меня глаз.
— Только подумай, что бы ты чувствовал, если бы кто-нибудь забрал у тебя маленького Дюрана, — попыталась объяснить ему я. — Тебя бы тоже никто не смог остановить. Я должна поехать. Прости меня. Но обещай, что, если со мной что-нибудь случится в Пакистане, ты присмотришь за маленьким Дюраном.
— Конечно, любимая, конечно, — задыхаясь от переполнявших его чувств, ответил Халид.
И я не сомневалась, что так оно и будет. Мой муж совершенно не походил на остальных арабов. Он ни на йоту не изменился со дня нашего знакомства и оставался таким же внимательным и предупредительным. Мне страшно повезло, и я понимала это.
Через четыре дня, 25 июля 2003 года, Дюран отправился из Кабула в Пешавар в компании контрабандистов. И я на следующий день вылетела из Джедды в Исламабад, а там пересела на автобус, который должен был доставить меня в Пешавар. Автобус был переполнен, несколько оконных стекол было разбито, однако внутри висела страшная духота. Я ни на что не обращала внимания. Я торопилась на встречу с сыном.
Когда я выезжала из Исламабада, встававшее солнце окрасило здания в розовый цвет, а их тени в тона индиго. Сзади от колес поднимались струйки пыли. Эта мелкая пыль оседала у меня во рту и носу. Я вновь погружалась в мир, который знала с детства. И внезапно поняла, как давно я была здесь в последний раз: минуло более двадцати лет, с тех пор как мы похоронили в Индии маму и уехали с папой в Америку. Тогда мы уезжали в подавленном состоянии, ибо оба тяжело переживали мамину кончину. Теперь я возвращалась сюда одна. Папе не удалось дожить до этого дня, когда он снова мог бы встретиться с Дюраном.
Дюран! Я действительно ехала на встречу с ним! Я по-прежнему представляла его себе круглолицым ребенком, смеющимся над своей Мано. Я не могла себе представить, что теперь он стал взрослым мужчиной.
Я грезила на протяжении всего пути в Пешавар. Я не обращала внимания ни на изъеденное оспой лицо своей соседки, ни на пение шофера. Перед моими глазами маячило лишь лицо маленького Дюрана. Я наизусть заучила место, где мы должны были встретиться: «Грин-отель», номер 114.
Я вбежала внутрь без стука. В номере сидело пять мужчин с длинными бородами в традиционных афганских костюмах — контрабандисты, которые проводили моего сына через границу. А потом я увидела молодого мужчину, сидевшего на кровати, и вскрикнула. Он был одет в каждодневный европейский костюм. Я бросилась к нему и принялась внимательно рассматривать его лицо. Чувство невероятного счастья омыло мою душу.
— Если это сон, пожалуйста, Аллах, я не хочу пробуждения! — вскричала я, прижимая к своей груди молодого человека. — Сын мой! Сын мой!
Это был самый счастливый момент в моей жизни.
Дюран молчал.
— Каким ты стал красивым, — сказала я, пытаясь совладать со своими чувствами.
Мой сын отстранился и холодно посмотрел на меня.
— Ты тоже считаешь, что мне надо сделать пластическую операцию? — неожиданно произнес он. — Терпеть не могу свое худое лицо и обтянутые скулы.
Контрабандисты рассмеялись.
— Мамаша рыдает от счастья при виде сына, — между взрывами хохота заметил один из них. — А сынка волнует собственный вид!
Мой сын перевел взгляд на контрабандистов и смутился.
— Я тоже рад, что ты приехала за мной, — наконец произнес он.
Я залилась краской радости.
— Дюран, сын мой, ты даже представить себе не можешь, как долго я мечтала об этом моменте.
Контрабандисты обменялись взглядами и встали.
— Мы вас оставим, — заметил их главарь. — Вам надо поговорить с глазу на глаз.
Я улыбнулась, выпроваживая их за порог. Мне не терпелось остаться наедине с Дюраном. Я хотела как можно скорее преодолеть разделяющую нас бездну времени. А для этого мы должны были получше познакомиться и поделиться всем, что произошло с нами за эти годы.
— Однажды я видел твою фотографию, где ты с отцом, — пробормотал Дюран. — На тебе было белое платье. Я сказал отцу, что это похоже на свадебную фотографию, а ты выглядишь как невеста.
— И что тебе ответил отец?
— Он сказал, что однажды был в Америке на свадьбе и все присутствовавшие на ней женщины хотели с ним сфотографироваться. Он сказал, что ты тоже там была. Я видел эту фотографию лишь один раз, потому что потом отец ее убрал куда-то.
Я кивнула, чувствуя, что Дюран готов говорить об отце и обо всей той лжи, которая вбила клин между нами. Однако я воздерживалась от того, чтобы говорить о Каисе что-либо дурное. Возможно, Дюран меня просто испытывал. Может, он просто искал повод для того, чтобы оттолкнуть меня.
В тот день я должна было сконцентрироваться лишь на положительных вещах.
Я улыбнулась, не сводя глаз со своего сына. Я не могла на него наглядеться.
— Пожалуйста, говори еще, — попросила я, — я хочу слышать твой голос.
Дюран закряхтел.
Я прикусила язык, чувствуя себя на грани пропасти. Один ложный шаг — и все будет потеряно.
— А как твоя мачеха, Дюран? Она была добра с тобой?
— Нормально, — пожал он плечами. — Она была глупая. Иногда она была доброй, иногда злой. Но когда отец бил меня, она иногда пыталась меня защитить.