Билет в одну сторону - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Костина cтр.№ 3

Мирные многоэтажки спальных районов, куда меня по приезде почему-то постоянно тянуло, еще недавно весело пестревшие занавесками, увешанные по балконам бельем и спутниковыми антеннами, сегодня производили жуткое впечатление своей беспомощностью и заброшенностью. Чьи-то вещи, и по сей день сиротливо болтающиеся на провисших веревках – то вереница детских ползунков, то спортивки вперемешку с женским бельем – забытые впопыхах или же оставленные за ненадобностью – много ли унесешь в руках? – только усиливали впечатление разора и неприкаянности.

Кондиционеры, спутниковые антенны, пластиковые окна – все эти свидетельства некогда налаженного быта и даже достатка соседствовали с ужасающими закопченными дырами. Местами вместо стен остались только груды бетонного крошева с обнажившимся скелетом арматуры. Жутко было смотреть на брошенные детские кроватки, игрушки, серый от пыли и копоти тюль, трепавшийся на ветру, как флаги капитуляции… позорной капитуляции счастья.

Трясясь в грузовике с поста в казарму, я буквально скрежетал зубами: мерзавцы, нелюди, что наделали! Мне, как Психу, вдруг тоже захотелось орать, лупить ногами, схватить за шиворот первого попавшегося, подозреваемого в сочувствии к проклятым украм, сбросить на грязный пол мордой вниз и бить, бить, бить… убивать. Если бы передо мной в тот момент поставили шеренгу пленных и дали команду, я без всяких угрызений совести положил бы их всех. Уже не за обещанные деньги – а за само унижение: как же они посмели вот так – только за то, что люди выбрали не тот язык?! Сволочи, трусливые, поганые сволочи… салоеды. Вместо того чтобы, по законам логики, лупить, скажем, по нам или по значимым объектам, которые мы контролировали, – тому же аэропорту, электростанции, вокзалу, они шмаляли по беззащитным жилым кварталам.

Я зажмурился, представив лишь на секунду, что снаряд попадает в нашу с мамой квартиру: одно мгновение – и нет больше ни жилья, ни того, что привык называть домом: вечного бардака в моей комнате, педантичного порядка в маминой, вкусного запаха из кухни, миски кота на полу… И фотографий на стенах тоже больше нет. Старых фотографий, где мой прапрадед в кубанской папахе, с саблей на боку, стоит, гордо демонстрируя два Георгия, а дождавшаяся его с фронта жена, видимо, больше свыкшаяся с другой обстановкой, нежели в ателье фотостудии, напряженно сидит на краешке непривычного кресла. Прадед, также с орденами во всю грудь – но уже после другой войны.

Воевали… все в нашей семье воевали! – неожиданно понимаю я. И отец служит – только по-своему – всю жизнь пашет в какой-то секретке. Одному мне приспичило податься в актеры… пользы от этого никакой. Лучше б действительно выучился если не на инженера-компьютерщика, как папашка советовал, – с математикой я не дружу с детства, – то окончил хотя бы военное училище. И работа была бы, и пенсия.

Россия-матушка воевать горазда! И, судя по генам предков, вояка из меня мог бы получиться неплохой. Не зря инструктор в Ростове хвалил меня – по его словам, я прирожденный снайпер. Только здесь мои способности еще никак не пригодились. Настоящих вылазок пока не было – так, держим районы, патрулируем…

Полноценные бойцы – это, конечно, наемники – в основном кавказцы. На них тут все и стоит – да еще на тех, в которых, несмотря на почти актерский прикид, с первого взгляда угадываются кадровики. Они смотрят на нас пренебрежительно-свысока – и к тому же меня запихнули в бригаду к этому Венику… да еще и вместе с Психом!

Но это ничего… главное – принести пользу этим несчастным людям, избавить их от нависшего кошмара захвата города бандами нациков и правосеков, насилующих беременных женщин, убивающих детей и оставляющих после себя выжженную пустыню. «Не бойтесь, – хочется мне сказать людям, которые иногда буквально шарахаются от нас на улице. – Это мы – ваши защитники из России, а не бандиты. Мы вас не бросим».

Аня

Сегодня Макс меня поймал. Наверное, его таки достало мое постоянное «сегодня никак не смогу, давай завтра, а?». Когда я вышла на улицу, в невозможный, мирный и идиллический летний вечер – с томным закатом, смолистым запахом разогретой за день тополиной листвы и праздничным ором воробьев, устроивших бои без правил за покрошенную за чье-то здоровье булку, – я словно бы выпала в другой мир. Мир без боли. Без сквозных ранений легких. Без ожогов восьмидесяти процентов тела. Без мяса, срезанного с ноги осколком так, что хоть анатомию изучай – все ткани до самой кости видны послойно. Прямо на живом человеке, который, когда ты моешь пол и случайно задеваешь шваброй ножку кровати, старается даже не морщиться. Тут начинался мир без трубок, торчащих из всех частей тела, и без перевязок, от которых зачастую падают в обморок не раненые, а сами сестрички.

Этот мир, несомненно, был лицом. Тот же, оставшийся за моей спиной, – изнанкой. На изнанке все далеко не так ярко и гладко, но именно на той стороне упрятано все важное: там все скреплено, сшито, там важные узелки и там же бирки – что из чего сделано, где и кем.

Одних, согласно их изнанке или нутру – называйте, как больше нравится, – можно стирать, вываривать, прессовать горячим утюгом – они все стерпят, выдюжат; с лохмотьями, оставшимися от ноги, доползут до своих да еще и доволокут на себе напарника. Для других, не обладающим таким запасом прочности, показана только сухая чистка. При вываривании и глажке – сиречь в бою, они паникуют и если не погибают от собственной оплошности в первых же рядах, то потом стараются не высовываться…

Впрочем, я, наверное, все же плохо представляю себе тот ад, из которого они все возвратились. Я только знаю, что существуют и третьи – вовсе одноразовые, бутафорские, как бумажные карнавальные костюмы. Они-то и составляют основное, самое многочисленное войско страны – сидящее в теплом углу и усердно строчащее комменты в сетях. От них также бывает польза, и временами большая: от диванной сотни периодически отпочковываются волонтеры и даже иногда добровольцы – в основном из тех, которые во время оно картинно подкуривали сигареты повестками из военкомата. Сейчас же они идут на передовую сами – все-таки, что ни говори, а Великий Предводитель Стерхов, он же теперь кратко, но весьма емко именуемый просто Х…йлом, сделал свое дело – мы не разбежались с воплями по кустам, а сплотились воедино так, как и сами даже не ожидали. Тем более не предвидели такого эффекта те, кто посылают к нам невидимые и не существующие ни в каких отчетах войска, которым – невидимым, но вполне существующим – мы, украинцы, дали неожиданный отпор. Вот только воевать бы научиться с меньшими потерями…

Те, кто остался за моей спиной – в другом мире, для которого был неважен ни с чем не сравнимый аромат вечерней листвы, ни тоненький серпик молодого месяца, скромно соседствующий на небе с оранжево-спелым, вальяжно валящимся за горизонт солнцем, несомненно, принадлежали к первому сорту.

Они все были настоящими бойцами – и раненые, которых язык не поворачивался именовать словом «больные», и врачи… все, до последней санитарки, перемывающей банки для анализов.

Я очень надеялась, что тоже смогу так называться – и не только называться. Что я смогу состояться. Что меня не вышвырнет навсегда на глянцевую лицевую сторону, где царствует гламур, он же непреходящее и вечное мещанское счастье. Я чувствовала себя не городской сумасшедшей с высшим образованием, бесплатно делающей самую черную работу, и даже не волонтером – нет, я была иголкой, сшивающей миры в единое целое, и никак иначе – но как объяснить это другим? И главное – как убедить себя, что не нужно ежедневно и ежечасно оглядываться на этих самых других, оправдываться и объясняться?