— Что скажешь? — спросил Вадим, протягивая руку.
— Дело темное, — сразу сгустил тот краски. — Никто ничего не знает. Правда, вчера поздно вечером у него был Гришка-экстрасенс. Его видели двое. Говорят, засиделся у Куцего далеко заполночь, что само по себе необычно, так как не друзья они и не собутылники. Гришка вообще не пьет, как ты знаешь. Все было тихо. Франц вышел проводить его. Соседка из дома напротив показала, что, судя по голосу и по тому, как тот размахивал руками, был выпивши. Для него это естественное состояние.
— Это все?
Участковый снял фуражку и, достав из кармана платок, вытер мокрое от пота лицо.
— Похоже, пока да. Ничего подозрительного никто не заметил. Если что появится — доложу, ты ж меня знаешь.
— Надо еще его собутыльников дернуть. Вдруг, бытовуха. Ты ж эту публику сам знаешь, чуть что — бутылкой по голове и привет.
— Сомневаюсь я. Да и собутыльников у него постоянных всего двое, Вовка Рыжий и Колька Трусевич, что через два дома отсюда живет. Их вся округа знает. Мужики тихие и на такое не способны даже по пьяни. Хотя поговорить с ними непременно надо.
— Послушай, — Вадим понизил голос, — а что там у него в доме за прибор стоит? Не знаешь часом?
— С ручкой и колесиками? Так это георадар, штука такая, чтобы определять, что в земле лежит и на какой глубине. Еще может разные пустоты показывать. Он за ним года два назад аж в саму Москву ездил. Не лень же было переться.
— Эта машинка, наверно, стоит немеряно, — с недоверием в голосе, заметил Островский. — Как думаешь, а не украл ли он его где-нибудь, а историю про Москву присочинил для отвода глаз?
— Ну, извини, сколько стоит — не знаю. Франц его не украл, это точно. Копил на него с тех самых пор, как из тюрьмы вышел. Он же на кладоискательстве совсем того, тронулся. Крыша у него съехала капитально. Администрация музея на него сколько раз жаловалась. Он одно время даже разнорабочим устроился там, когда реставрация только началась. Прораб из сто пятого СУ говорил, с работы не могли выгнать. Кто бы мог подумать, что Куцый на старости лет такие подвиги вытворять будет. А когда сети в замке меняли, так он там дневал и ночевал. Чуть под ковш экскаватора не бросался. Как свободная минута, так шасть в подвал и давай там ползать вдоль стен. Молотком все обстукивал, пол повредил, но, правда, сам же и восстановил его быстренько. Говорят, даже не пил несколько месяцев, что для него, конечно, перебор.
— Такзначит, георадар… — задумчивопроизнес Островский, мысленно пытаясь увязать свой вчерашний разговор с Григорием и сегодняшние события. — А портфельчик его где? — вдруг вспомнил Вадим слова соседки.
— Какой портфельчик? — не понял участковый.
— Соседка говорила, что он пришел с портфельчиком.
Они вошли в дом.
— Закончили, — сообщил оперативник. — Кроме хозяйских, есть еще два комплекта пальцев. Следов взлома нет. Орудие, которым был нанесен удар, так и не нашли. Надо еще на огороде и вдоль улицы в кустах пошарить. Могли на ходу выбросить подальше от места преступления.
— Портфель его не видели? — спросил Островский.
— Не попадался. Сумка с гвоздями и петлями дверными была, а портфеля не было.
Первое, что увидел Ежи Бронивецкий, когда пришел в себя, было опухшее бородатое лицо соседа по палате, который стоял над ним с зажженной зажигалкой и пристально вглядывался в него.
— Ага, очнулся, — обрадовался тот, присаживаясь на край кровати. — Будем знакомиться?
Пан Бронивецкий слабо улыбнулся. Во рту было сухо.
— Czy mozna wniesc pan wody
[7]
? — попросил он по-польски.
— Поляк что ли? — еще больше обрадовался незнакомец, но не двинулся с места.
— Поляк, — подтвердил Ежи. — Из Кракова.
— А я Аркадий, — представился тот, протягивая свою ободранную руку. — Воденник из Несвижа.
— Кто? — переспросил пан Бронивецкий, силясь приподняться на локте.
— Фамилия моя Воденник, — уточнил сосед. — От слова вода.
— Вода, вода… — одобрительно закивал Ежи. — Не будет ли пан Воденник так добр, и не подаст ли мне воды? — снова попросил он с надеждой в голосе.
На этот раз его просьба была исполнена. Через минуту Аркадий вернулся с кружкой воды, которая неприятно пахла хлоркой.
— На, пей, горемыка, — сказал он, сочувственно оглядывая Ежи. — Этих сволочей разве ж допросишься… Я сам, чуть не сутки помирал, так они мне даже глотка не принесли. Кстати, — он понизил голос, — мы тут скидываемся на одно лекарство, не поучаствуешь?
Пан Бронивецкий изобразил на лице страдание. Ему не хотелось продолжать этот разговор, но упоминание лекарства возбудило его любопытство.
— Я не понял, что значит «скидываемся», — совсем тихо произнес он, незаметно ощупывая себя под одеялом. Все части тела были на месте и даже ничего не болело. Он помнил, как стал задыхаться и как Григорий метался над ним с телефоном и какими-то каплями, которые не желали течь в стакан. Еще он помнил, как его везли, и медсестра все время держала его за руку, а он смотрел из-под полуприкрытых век на ее загорелые коленки и истово молился. Ощущение этой прохладной девичьей руки все еще не покинуло Ежи.
— Это значит, что мы тут собираем деньги на пузырь, — коротко пояснил Аркадий. — «Крыжачок» — первое средство от всех хворей. Наше, местное, — уточнил он, с опаской оглянувшись на дверь. — Рекомендую попробовать. Бодрит невероятно.
Народной медицине пан Бронивецкий никогда не доверял, считая ее примитивным шарлатанством, но обижать нового знакомого ему не хотелось.
— А сколько надо? — деликатно спросил он, прикидывая в уме, чем может быть этот таинственный «Крыжачок», продаваемый в пузырях.
— Сколько не жалко, — последовал ответ.
И тут Ежи вспомнил, что завтра утром с деньгами должен быть в костеле, где его будет ждать его агент. У него зазвенело в ушах.
— Pieniadze! — воскликнул он и рывком вскочил с кровати. — Я хочу видеть пана доктора, — закричал Бронивецкий, выбегая в коридор в одних трусах. — Позовите пана доктора!
— Ну, все, сейчас сдаст нас, — упавшим голосом сообщил Аркадий притихшим соседям по палате. — Мне еще отец говорил, что полякам доверять нельзя.
* * *
В этот вечер Григорию впервые с тех пор, как он бросил пить, нестерпимо захотелось напиться. Теперь, когда все его планы рухнули в одночасье, ничего другого и не оставалось. Вспыхнувшая было с появлением камня надежда, погасла, не оставив следа.
«Как можно быть таким мудаком, — ругал он Франца, вышагивая по двору с заложенными за спину руками. — Говорил же ему, чтобы не путался с кем ни попадя, так нет же, решил, что он умнее всех! С чем теперь спускаться в подвал замка? С ладанкой? С его дурацким георадаром? Или с голой жопой? — Он сплюнул в сердцах себе под ноги. — Идиот! Правду в народе говорят, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Нашел на свою голову…» Григорий остановился и вдруг неожиданно улыбнулся.