Однажды вечером в Париже - читать онлайн книгу. Автор: Николя Барро cтр.№ 17

Но на облаченного в ливрею почтенного господина мое заявление не произвело впечатления.

– Разумеется, мсье Боннар, – ответствовал он. – Господа ожидают вас. Не соблаговолите ли последовать за мной? – И размеренным шагом направился через холл.

Я был под сильнейшим впечатлением, уже потому хотя бы, что он знал, как меня зовут. Мы пересекли холл, миновали внутренний двор с мраморными статуями, там в этот час еще сидели за столиками и курили.

К чаю здесь подают маленькие tartes au framboises [15] и изысканные сэндвичи, которые разложены на специальных серебряных подставках, – это сообщил мне Робер, мой друг ценил уединенность «Рица» и изредка заглядывал сюда с кем-нибудь из своих избранниц, если не хотел показываться на людях. «Чай в „Рице“ по карману даже малоимущему профессору», – с усмешкой пояснил он.

Толстая ковровая дорожка с оранжевым орнаментом поглощала звук шагов. Мы направлялись к обставленному в старомодном вкусе уголку – диван и кресла перед мраморным камином, на полке которого красовалась гигантская цветочная композиция из темно-лиловых гладиолусов, пунцовых тюльпанов, розовых роз и белых орхидей, это цветочное чудо поднималось чуть не под самый потолок. Я с изумлением огляделся. Куда ни посмотришь, всюду цветы, картины, зеркала, старинные безделушки, но кое-где были и люди, они сидели в креслах, кто с бокалом, кто с айфоном.

– Прошу сюда, мсье Боннар! – Господин в красной ливрее отворил высокую дверь, и оттуда донесся негромкий монотонный гомон многих голосов. Как я понял, мы прибыли в ресторан.

Но казалось, ты входишь в храм весны! Над белыми столиками раскинулось нежно-лазурное небо со светлыми облаками – живописная иллюзия, еще большую убедительность которой придавало настоящее дерево в центре зала, усыпанное цветами. Я поднял глаза, ожидая увидеть щебечущих птиц, порхающих под потолком, – но таких высот здешняя имитация природы все-таки не достигла.

К нам подошел молодой официант с гладко зачесанными со лба черными волосами; обменявшись несколькими тихими словами с господином в ливрее, он принял на себя дальнейшие заботы о моей особе:

– Прошу, мсье Боннар! Пожалуйте сюда! – Он ловко лавировал между столиками, а я, идя следом, уже не удивлялся, что он тоже знает мое имя.

Мало-помалу я начинал сознавать себя эдакой вип-персоной.

– Прошу, мсье Боннар, пожалуйста, мсье Боннар, сию минуту, мсье Боннар, как вам будет угодно, мсье Боннар…

Никогда еще не бывало такого, чтобы в течение одной минуты меня столько раз назвали мсье Боннаром, а с того момента, когда я переступил порог старого гранд-отеля, я только это и слышал. Честное слово, я не очень удивился бы, если бы кто-нибудь попросил у меня автограф.

Впрочем, раздача автографов осталась прерогативой белокурой красавицы в маленьком черном платье, которая, издали заметив, по-приятельски махала мне рукой, – она только что расписалась в альбоме какого-то толстяка, и тот, унося драгоценность, сиял от счастья.

Я поднял руку, изобразил обаятельную улыбку, расправил плечи и размеренным шагом двинулся к столику, где меня уже ждали.

– Она как солнце, каждому хочется быть к ней поближе. – Аллан Вуд с восхищением поглядел вслед своей любимой актрисе, когда она, горделиво вышагивая на высоких каблуках, направилась через зал, «немного освежиться», по ее выражению.

Я кивнул. Вне всякого сомнения, Солен была ослепительной звездой этого вечера. Очаровательная, разговорчивая, в высшей степени любезная, она, держась абсолютно непринужденно, умела привлечь к себе внимание целого зала, и никто не мог бы сказать, как ей это удается. Может быть, все дело в манере, с какой она что-нибудь рассказывала, или в том, как откидывала голову, заливаясь смехом, а может, в том, как восклицала: «Oh la-la, chéri!» – глядя на Аллана Вуда, да просто даже в том, как она намазывала маслом кусочек белого хлеба.

Что бы она ни делала – в каждом ее движении чувствовалась увлеченность и в то же время необычайная легкость и грация.

Волнение, не покидавшее меня с самого утра, мгновенно исчезло, как только я сел за столик и Солен радостно предложила:

– Давайте-ка, Ален, выпейте с нами шампанского. Мы уже вовсю тут веселимся!

И в самом деле, вечер был изумительным. Может показаться странным, но уже через четверть часа я и думать забыл, что сижу за столиком с двумя знаменитостями. Меня захватила атмосфера непринужденного веселья, окружавшая эту необычную пару, которая, как я и думал, парой не являлась.

В течение следующих недель я убедился, что Солен Авриль говорила «chéri» всем без исключения мужчинам в своем окружении. Потому что ей это было гораздо проще, чем запоминать фамилии и имена.

«Мне приходится заучивать такие огромные тексты, я не могу перегружать свою память именами-фамилиями», – не раз говорила она. Операторы, осветители, журналисты – стоило актрисе поговорить с кем-то из них хотя бы десять минут, и новый знакомый становился «chéri». Не стали исключением даже официанты «Рица», которые подавали напитки и блюда с максимально возможным почтением и благородством манер и ничему на свете не удивлялись. Кстати, в тот вечер только они и служили напоминанием, что я здесь не на вечеринке с друзьями в «Ла Палетт».

Конечно, Солен не называла «chéri» мужчин, к которым чувствовала антипатию. Этих она именовала «идиотами» или «занудами», причем «зануда» звучало в ее устах, пожалуй, хуже, чем «идиот». «He was a bore, wasn’t he, chéri?» [16] – сказала она для надежности по-английски, с американским раскатистым прононсом, обращаясь к Аллану Вуду и говоря о своем последнем сердечном друге, итальянском автогонщике Альберто Тремонте.

– Нет, вы можете представить? Гонщик и страшный зануда! Скажу вам, я чуть не умерла со скуки.

Мужчин, с которыми своенравная кинодива действительно была близка, она никогда не называла «chéri». Ее избранники получали другие прозвания – mon lion или mon petit tigre [17] . Последним ее «тигренком» был крупный землевладелец из Техаса, на самом деле его звали Тед Паркер.

Но мое имя она, как ни странно, запомнила сразу.

– Ален, – сказала она, – поведайте нам какую-нибудь интересную историю из вашей жизни. – Ее безумно веселило, что Аллан Вуд постоянно коверкал мое имя, и с удовольствием делала режиссеру замечания: – Его зовут Ален, а не Аллэн.

– Я же так и говорю – Ал-лэн, – каждый раз оправдывался он и, добродушно удивляясь, поднимал брови. – Ал-лэн – супер-мен.

Солен толкнула меня в бок, мы расхохотались и смеялись до слез.

Смеялся и Аллан. У него было отличное чувство юмора, к тому же он обладал завидным качеством – умел посмеяться над собой. Я заметил это еще тогда, когда мы выбирали закуски. Аллан, изучив громадное меню, остановился на яйцах кокот.